Злые языки утверждали, будто Валери в Тремарноке разонравилось и что в Бате у нее имеется любовник, к которому она то и дело наведывается. Впрочем, Валери действительно проводила все меньше времени в их деревушке.

Особым радушием и теплотой она похвастаться не могла, однако зла на нее никто не держал. Иное дело – ее сын Маркус. Тридцатилетний лоб, он, похоже, за всю жизнь ни дня не работал, и местные мрачно бурчали, что он, судя по всему, даже в тюрьме успел отсидеть. Парень ошивался с какими-то подозрительными типами, которые наезжали по выходным, мусорили, до трех ночи слушали громкую музыку и расхаживали по деревне с таким наглым видом, будто все вокруг принадлежит им.

Соседи не уставали жаловаться на Маркуса, пока ему самому это не надоело и он, к облегчению местных, не перебрался в другое место – а может, и опять угодил за решетку, кто знает? Как бы то ни было, дом их теперь нередко стоял запертым и темным.

С Валери Лиз давно не сталкивалась и уже готова была вновь остановиться поболтать, но соседка лишь слегка кивнула и холодно улыбнулась. В обеих руках она держала пакеты с продуктами и, совершенно очевидно, спешила домой. Лиз с облегчением улыбнулась в ответ и двинулась дальше.

Ресторан находился почти в самом конце улицы, на первом этаже дома, в былые времена принадлежавшего состоятельному капитану. Изящные ярко-синие деревянные ставни на окнах оттеняли белизну стен, а над дверью была прибита синяя, в тон, доска с выведенными белыми завитушками: «Улитка на часах». Над рестораном располагалась двухэтажная квартира.

Хотя Дженни и задержала ее, Лиз успела вовремя, и дверь в ресторан была закрыта, но не заперта. Войдя, Лиз отметила, что деревянные полы неплохо бы подмести, слышалось звяканье бутылок – наверное, Роберт готовит вино. Она заглянула на кухню, где Джесс, судомойщик и паренек на побегушках, повязав черно-белый клетчатый фартук, чистил картошку.

Она поздоровалась, и Джесс, подняв голову, скривился. Смазливый парень восемнадцати лет, с копной светлых кудряшек, он явно считал, что в жизни имеются занятия поинтереснее, чем резать овощи и отмывать грязные кастрюли. Например, серфинг и вечеринки. Если бы только не деньги, которых ему вечно не хватало. Кое-как дотянув до окончания школы, он получил аттестат, но, к унынию своей матери, с величайшим трудом.

Повесив куртку и сумку в подсобке, Лиз вымыла руки, пересчитала скатерти и принялась накрывать на столы из простого ошкуренного дерева. В квадратную залу с низким потолком Роберт каким-то чудом умудрился втиснуть восемь разномастных столов, отчего ресторан приобрел хоть и немного неряшливый, но уютный вид.

Летом, когда все столики были заняты, Лиз не сразу научилась пробираться между ними, но, ограничившись пролитым несколько раз супом и еще парочкой неприятных происшествий, приобрела удивительное проворство.

Однако на сегодня забронировали всего половину столиков, и Лиз накрыла лишь те, что стояли возле окон, – давно подмечено, что посетителям больше нравится сидеть там, откуда видно улицу.

Лавдей опаздывала – впрочем, это вовсе не удивительно, – и Роберт сам пришел помочь Лиз протереть бокалы. Разговорчивостью он не отличался, поэтому они работали в тишине. Лиз знала, что так Роберту лучше.

Высокий худой мужчина неопределенного возраста с неухоженными темно-русыми волосами и обгрызенными ногтями, Роберт выглядел вечно измученным. Поначалу его манера то и дело потирать руки и отводить глаза выводила Лиз из себя – ей казалось, будто Роберт ее недолюбливает. Но со временем, поняв, что он не балует разговорами даже собственную племянницу Лавдей, Лиз успокоилась и решила, что он, скорее всего, просто стеснительный. К тому же Роберт был вечно занят делами в ресторане, так что на общение у него просто-напросто не оставалось времени.

Ни о друзьях, ни – если уж на то пошло – о подруге он никогда не упоминал, но как-то раз Лавдей проговорилась, что его невеста, любовь всей его жизни, бросила Роберта за несколько дней до свадьбы. После этого Лиз стала с ним особенно любезной и никогда не поддразнивала Роберта за его спиной, хотя остальные не отказывали себе в этом удовольствии.

Еще она узнала – разумеется, от Лавдей – что Роберт родился в Пензансе, а племянницу взял на работу, лишь поддавшись на уговоры ее матери, которой не терпелось побыстрее выпроводить дочурку из дома.

Семнадцатилетняя Лавдей красила длинные волосы в черный, один висок у нее был выбрит, а с другой стороны пряди волной падали на лицо. У Лавдей имелась сногсшибательная грудь, вечно готовая выпрыгнуть из тесных маек, а прошлым летом девушка закрутила роман с Джессом, да такой пылкий, что казалось, будто от страсти кухня вот-вот загорится.

Однако сейчас бывшие влюбленные друг с дружкой даже не разговаривали, и в случае крайней необходимости передавать сообщения приходилось Лиз. Почему роман закончился, Лиз так и не поняла, хотя время от времени Лавдей сердито бурчала парню в спину: «Бабник», а Джесс, когда она проходила мимо, шипел: «Шлюха». Лиз даже велела ему попридержать язык.

За двумя столиками уже заказали закуски и горячее, когда в ресторан впорхнула наконец Лавдей. Прямо на глазах у посетителей она сбросила розовое пальто и с шумом метнулась в подсобку, даже и не подумав извиниться.

Лиз украдкой посмотрела на Роберта, откупоривавшего за барной стойкой бутылку красного вина. Интересно, о чем он думает? Если даже и сердится, то старательно скрывает гнев, однако Лиз заметила, что он несколько раз провел рукой по волосам, отбрасывая их назад.

– Похоже, сегодня все спокойно, – ободряюще прошептала ему Лиз по пути на кухню, – наверное, так весь вечер и пройдет.

– Угу, – промычал Роберт, отводя глаза.

В ту же секунду двери распахнулись и в ресторан ввалилась шумная компания. «Сглазила», – подумала Лиз и на миг замерла, прикидывая, за какой столик их усадить.

В меню у них всегда были свежие морепродукты и рыба, этим ресторан и славился. Два-три раза в неделю за пару часов до рассвета их шеф-повар Алекс вместе с Мерином, единственным честным моряком в Тремарноке, выходил в море и возвращался с омарами и гигантскими крабами. Все остальное, чего они не могли поймать сами, – мидии, морские языки, солнечника, королевские гребешки, морского черта и камбалу – покупали на рыбных рынках Лу и Плимута.

Блюдом дня сегодня был чесночный буйабес, который снискал всеобщие похвалы, но задал Лиз немало работы. В намокшем переднике она металась между столиками, собирая раскрошенные ракушки и креветочные хвосты.

Лавдей бродила как в воду опущенная, то и дело выскакивая на задний двор позвонить. Чтобы пар быстрее выветривался, дверь на улицу была приоткрыта, и Лиз, выходя из кухни с тарелками, услышала, как девушка кричит:

– Отстой все это – ты и сам понимаешь!

Алекс и их су-шеф Джош усмехнулись, а Джесс, по локоть в жирной мыльной воде, сделал вид, будто не слышит.

Чуть позже, когда Лиз зашла на кухню за десертом для второго столика, она наткнулась на Лавдей и Роберта. Девушка просила отпустить ее пораньше, потому что у нее «выдался трудный денек».