– Товарищ капитан!.. – К ротному подбежал взмыленный ефрейтор с выпученными глазами. – Мы с Осиповым в самый низ спустились. Там такое!.. Пещера, тележки по рельсам катаются. Печь здоровенная, в которой мертвецов сжигают… как ее?

– Крематорий, – подсказал Чесноков.

– Ага, точно. Мы заглянули туда. Мама дорогая!.. Костей навалено по самое не горюй, черепа человеческие валяются.

– Так вон труба, – сказал кто-то. – Она у них, видать, и дымила.

– Разберемся, товарищи. – Капитан опять почувствовал позывы к рвоте. – Компетентные товарищи обязательно прибудут. Всем по коням! На этот объект мы не рассчитывали. Забыли про наступление?

Бойцы потянулись к западным воротам. Отделение, выделенное командиром второго взвода, собирало тела боевых товарищей, заворачивало их в плащ-палатки.

Тут послышался шум на другой стороне объекта. Матерились красноармейцы, пинками и прикладами гнали двух испуганных людей. Те что-то лопотали на немецком, закрывались руками.

– Петруха, давай я их пристрелю к едрене фене! – прокричал рыжеволосый боец, потерявший каску. – На хрена они нужны?

– Пусть командиры разбираются, нужны или в расход немчуру, – пробормотал усатый сержант, виртуозно работая прикладом. – Вроде не сопротивлялись, не стреляли, просто сбежать хотели. – Он схватил немцев за шиворот, бросил в пыль перед капитаном.

Силища у сержанта была богатырская.

Пленники с виду не представляли особого интереса. Среднего роста, сложения отнюдь не атлетического. Оба одеты в штатское, мятые брюки, пиджаки, пуловеры. У того, который в очках, чудом усидевших на носу, поверх пиджака был наброшен белый халат, впрочем, уже серо-зеленый. У второго были выбиты два передних зуба. Он потешно свистел, таращил глаза. У него было вытянутое лицо. Глубокие залысины налезали со лба на макушку.

Мужчины вели себя смирно, тряслись от страха, жалобно смотрели на капитана. Они что-то взволнованно лепетали, глотали слова.

– Из подземелья вышли, товарищ капитан, – отчитался сержант. – Вон там, на той стороне, еще один ход был из их бункера. Мы гранату подложили, нет его больше. Смотрим, люк такой в траве открывается, и эти двое лезут. И ведь чуть не ушли эти черти фашистские. Насилу догнали. Хотели кончить, но они вроде без оружия. Мы обыскали, нет у них ничего.

Мужчина с залысинами начал энергично что-то бормотать, жестикулировать.

– Встать! – приказал Чесноков.

Немцы поняли, стали подниматься. Мялись, потупившись в землю.

– Харченко, ко мне! – позвал Чесноков командира третьего взвода, достаточно сносно изъясняющегося на немецком. – Спроси, кто такие, что за хрень тут у них.

Трещали оба разом, что-то просили. Харченко поморщился. Сообразительный сержант треснул очкарика по затылку. Тот заткнулся. Теперь говорил другой, потом выдохся, тяжело задышал.

– Тут у них что-то вроде научно-исследовательского медицинского центра, – проговорил Харченко и озадаченно почесал затылок. – Вирусы всякие, бактерии чумы, сыпного тифа. Разрабатывали лекарства от этих болезней.

– А сколько народа положили по ходу своих разработок? – проворчал Чесноков. – В бараках уйму людей настреляли, в крематории сколько нажгли. Евреев массово уничтожали, суки.

– Говорят, что это не они. – Харченко пожал плечами. – А некий оберштурмбаннфюрер Штеллер. Он и его заместитель выехали отсюда еще вчера. Этот упырь был у них за старшего и за главное медицинское светило. А они, дескать, простые исполнители, люди сугубо штатские, прибыли в длительную командировку из какого-то научного центра. Тот, что в очках, – некий Рунгер, старший лаборант. Второй – Зигмунд Киттель, член исследовательской группы, занимающейся какими-то вирусами. Уверяют, что не имеют к армии и СС никакого отношения, вели научную работу, не зная, во что это должно вылиться.

– Ага, не знают они, – заявил сержант. – Сейчас они все невинные овечки, в фашистских преступлениях не участвовали, боже упаси. Спросите у них, товарищ лейтенант, может, они еще и евреев спасали? Им орден дать?

Чесноков кусал губы, усиленно размышлял.

«Эмоции – это одно. Но за них меня в штабе дивизии по головке не погладят. Эти двое – все, кто тут выжил. Документация уничтожена, оборудование тоже. Если узнают, что я их расстрелял, то у меня могут быть неприятности».

– Грузите в машину этих овечек, хлопцы, – распорядился он. – Отправим в Злотов под конвоем, пусть там решают, куда их. Харченко, передай командование Рудакову, поедешь с ними. Надеюсь, Злотов уже у нас. Все расскажешь представителю Смерша или кого там найдешь. А нам эти геморрои ни к чему, наступать надо.

Бойцы покидали разгромленный объект. Отделение, оставшееся там, принимало его под охрану.

Солдаты гнали задержанных к машине.

– А ну, пошевеливайся, немчура! – покрикивал конвоир. – Пинками подогнать или как? Тормозной жидкости напились? Молитесь, уроды, что вам пока жизнь оставили!

В четыре часа пополудни немецкие войска сделали попытку перейти в контрнаступление. Ударная группа из нескольких пехотных батальонов при поддержке двух танковых рот прорвала фронт напротив Злотова и двинулась в восточном направлении.

Две советские стрелковые роты, стоящие на этом направлении, пятились к Земану, ожесточенно огрызались. До моста через реку не дошли, спешно рыли окопы на косогоре. Туда прибыла полуторка с противотанковыми ружьями. Полтора часа шел отчаянный бой, в ротах уцелела треть личного состава. Даже раненые тянулись к оружию, отказывались уходить в тыл. Восемь хваленых «Тигров» горели на подъезде к мосту.

В шесть вечера подошло подкрепление, и свежие силы ринулись в бой. Немцы выдохлись, стали откатываться. Всю ночь по мосту через Земан шли танки и пехота.

С рассвета наступление продолжилось. Но фланги советских войск были сильно растянуты, резервы еще формировались. Разрозненные части вермахта бросались в отчаянные контратаки. До Витебска и Орши советские войска не дошли, встали, начали закапываться в землю. Немцы занимались тем же. Атаковать ни у кого не было сил.

Линия фронта установилась в двадцати километрах к западу от Злотова. Городок оказался в ближнем тылу.

Лейтенант Харченко доставил задержанных в Злотов. Никакой комендатуры и отдела контрразведки там еще и в помине не было. Город только взяли, там царила неразбериха. На окраинах еще трещали выстрелы. Солдаты разбирались с бродячими группами немцев и полицаев.

Часть полка ушла за Земан, другие подразделения растеклись по району. Начштаба убили, комполка тяжело ранили. Офицеров оставалось с гулькин нос, в основном низового звена. Солдаты занимали здание немецкой комендатуры, где до войны размещались советские власти.

Харченко проклял все на свете, пока отыскал замордованного делами капитана полковой контрразведки Топтыгина. Он поймал его в коридоре комендатуры. Тот бежал во двор, где его ждал «газик», загруженный солдатами.