Грузный бульдог уже вертелся, приплясывая (если эту тяжеловесную джигу можно назвать пляской), у нас под ногами и задирал голову, растянув слюнявую пасть в беззлобной улыбке. Джакомо и на него внимания не обратил, хотя на меня оглянулся.

— «Articoli per cani». У Энрико все костюмчики оттуда. Замечательный магазин! У Энрико есть плащ с маской, рождественский ошейник с колокольчиками и еще куча всего. Вот, смотрите, какой он сегодня мачо.

На Энрико был черный ошейник в заклепках.

— Я сейчас напишу вам адрес — Она полезла в стол за бумагой и карандашом. — Вы как, в Венеции ориентируетесь? Ничего, его несложно найти.

У меня перед глазами встал тупик. Хоровод мальчишек.

Изрядно поплутав — не туда свернули, спрашивали дорогу, перебрались на другую сторону канала, — мы все-таки отыскали «Articoli per cani», крошечный магазинчик, призванный тешить страстную любовь венецианцев к собакам. В городе, где нечего делать другим друзьям человека — коней не запряжешь, коров не выпасешь, свинья грязь не найдет, — собаки царствуют безраздельно. Кошкам приходится труднее, но тоже неплохо. Бездомных, по словам владелицы лавочки, много, но всех регулярно подкармливают в установленных местах — у памятников и на углах улиц — сердобольные граждане. Венецианец всегда придет на выручку земляку любого роду-племени. Кроме, пожалуй, голубей.

В магазине висели собачьи костюмчики на любой вкус и цвет. Я попыталась представить себе гардероб Энрико. Вот такая шерлокхолмсовская кепка наверняка должна быть, бульдог ведь как-никак английский. Плащ с маской у него точно есть, но какая, интересно, маска? Карнавальная, с длинным клювом, как у «чумного доктора»? На Энрико бы смотрелось нелепо. А кожаная косуха к тому ошейнику с заклепками? Дождевик — это наверняка. Ангельские крылья. Оленьи рожки. Все, чего душа пожелает.

Хозяйка лавочки мгновенно растаяла, услышав про Энрико, и тоже несколько раз чмокнула Джакомо в лоб.

В конце концов, мы остановились на элегантном плетеном поводке из коричневой кожи и ошейнике из шотландки в тонах «Черного дозора»[11]— все это ему безумно шло. Экипированный Джакомо был прицеплен на поводок и спущен на пол. Судя по всему, поводок оказался ему не в новинку.

Мы вышли из магазина и отправились вдоль по улице вдвоем. Просто так, куда глаза глядят. На душе стало радостно.

Джакомо, не сбавляя шага, задрал голову и посмотрел на меня, будто мы с ним участвуем в заговоре и сейчас начнется самое веселье. Он даже не шел, а вышагивал важным франтом. Его восстановили в правах, и он гордился собой. «А ведь он может показать мне Венецию, — подумала я, — Венецию глазами коренного жителя», — но тут же вспомнила, что он и сам вообще-то успел заблудиться.

В музеи и церкви нам хода не было, поэтому мы просто гуляли. Несколько часов подряд, кажется. Я постепенно начинала постигать и величие, и скромность фасадов этого диковинного и восхитительного города. Венеция как вещь в себе. Все открытые площадки отдаются на откуп туристам и гостям, а настоящая жизнь протекает внутри, где-то за этими манящими и часто облупленными стенами. Невооруженным взглядом в душу Венеции не проникнуть. Коренные венецианцы отгораживаются куда более плотной завесой, чем в других городах. Хотя, возможно, зимой здесь иначе.

Мы переходили по мостам, удаляясь от воды и снова возвращаясь к ней. Когда Джакомо выдохся, я взяла его на руки. Ланч мы устроили на солнечной террасе в кафе на какой-то дальней сатро. Я взяла салат и сэндвич с ростбифом, но официант принес заодно собачью галету и второй бокал вина — комплимент от заведения. Мы им понравились. Я не удержалась от улыбки при мысли, что вот она и сбывается неожиданно, моя мечта об идеальном путешествии. В компании замечательного друга провести незабываемый день в сказочном месте. К трем часам нас обоих клонило в сон. Новый номер уже, наверное, готов, наше убежище с видом на канальчик. Мы двинулись домой, и я начала мысленно репетировать речь для Карло.

В Венеции домой можно именно что двигаться — надеясь, что угадал с направлением и возвращаешься тем же путем, каким пришел. Несколько раз промахнувшись, мы, в конце концов, вышли к мосту Риальто, а оттуда уже несложно, ориентируясь по указателям, добраться до Сан-Марко, хотя толпа становится гуще. Джакомо шествовал с невозмутимостью коренного жителя, а я уповала на то, что Сан-Марко разрешит любую путаницу. Сан-Марко — это центр притяжения, мимо нее не пройдешь, и мы действительно вынырнули на ее просторы, которые после сумятицы узких улочек показались нам Великими равнинами. Перейти площадь, а оттуда всего пара кварталов до гостиницы и заветного уединения. Или, может, Энтони соизволил передать что-нибудь более многословное, чем вчера.

— Синьорина! Синьорина! — окликнул меня мужской голос.

Нет, это вряд ли меня, разве что Карло уже сменился с дежурства. Или Энтони подстроил, чтобы меня задержали и отобрали кредитку?

Мы с Джакомо пошли дальше, но голос приближался, становясь настойчивее.

— Синьорина! Синьорина! Aspettami! Aspettami, per favore![12]

Я остановилась и увидела, что через площадь ко мне спешит молодой человек лет тридцати, светловолосый, но совершенно не похожий на туриста. Боже, это мне еще зачем? Не хватало мне только вмешательства чьих-то чужих планов. Что ему нужно? Я с раздражением оглянулась в поисках путей к отступлению. Поздно. Вот он, уже передо мной, слегка, правда, смущенный.

— Scuzi, scuzi, — пробормотал он, запыхавшись после стремительной пробежки через площадь.

Я смотрела, ничего не говоря.

— И cane, Signorina, questo сапе, é il suo?[13]

— Простите? — переспросила я, не пытаясь скрыть раздражение.

— О, так вы англичанка?

О боже! Венецианец принял меня за итальянку? Маловероятно, видимо, пытается подольститься. Может, я и не похожа на основную массу американских туристов, но уж на итальянку точно не тяну.

— Нет, — сухо ответила я. — Американка.

— Американка, — повторил он.

Мне послышалась эта нотка презрения? Теперь, наверное, он уйдет, не желая связываться. Его, в отличие от Карло, служба не обязывает быть любезным.

Незнакомец откашлялся, собираясь с мыслями. По-английски он изъяснялся хоть и с акцентом, но бегло, скорее с британским выговором, чем с американским.

— Простите за беспокойство, — начал он. — Я просто хотел узнать насчет собаки. Это ваша собака?

Моя?

— Да, это моя собака.