Или создавать проблемы. Партнер возьмет двадцать процентов от каждого контракта, значит, минимум десять тысяч. Рейчел сомневалась, что такая сделка имеет смысл. Десять штук – серьезные деньги. А найти действительно полезного человека, способного держать язык за зубами, очень непросто.

Копы всегда работают под прикрытием. Они могут притвориться сообщниками, а потом сцапать ее. Или могут прикинуться клиентом и схватить партнера, а потом, когда ему начнут угрожать, он выкашляет ее имя, как комок шерсти. Реклама через «Солдата удачи», решила она, лучший способ искать заказы – риск тот же, но намного дешевле.

Нынешний наниматель Рейчел был надежным. Она признавала это. Стабильность его заказов с лихвой компенсировала вспышки дурного нрава. Он хорошо платил и обещал еще больше. Но все его заверения – только разговоры. Пустая болтовня. Рейчел не удовлетворится, пока не начнет просеивать парижские ночные клубы в поисках парней или искать приключений на дне трех «хайболлов» на рю де Мартир. Ей нужны новые клиенты.

Мечтания Рейчел прервал телефонный звонок. Она узнала номер и не торопилась, просто чтобы потрепать нервы абоненту. Отпила красного вина из бокала, нажала кнопочку и поздоровалась:

– Я как раз думала о вас, Кимосаби[7].

– У меня есть кое-что для тебя. Не торопись и правильно подойди к этой женщине.

Указание не понравилось Рейчел. Она всегда все делала правильно и гордилась этим. Она выверила голос и ответила:

– Звучит так, будто тут что-то личное.

– В моем бизнесе, Рейчел, все личное.

– Сколько ей лет?

– А есть разница?

– Нет. Но мне интересно, похожа ли она на других.

– Ей семьдесят шесть.

– Ого! Когда она родилась, даже Мертвое море еще не умирало.

16 апреля, среда

Кьюсак стоял в очереди на почту. Его улыбка кривилась вправо. Голубые глаза блестели. Высокие светлые брови изгибались, как два полумесяца. Он был в хорошей форме – восемьдесят килограмм веса, туго натянутые на раму в метр восемьдесят три. Узкие синие джинсы, белая рубашка, твидовый пиджак. Он просто излучал успех.

Но Кьюсаку казалось, что он истекает кровью. На стойке его ждало заказное письмо от «Обслуживания кредитов Литтона». Он отлично знал эту хьюстонскую контору. «Литтон» управлял кредитными портфелями и занимался преследованием неплательщиков.

Кьюсак пропустил последние три платежа. Выбор невелик, если в январе на счету оставалось всего двадцать тысяч. Либо сделать один платеж, либо растянуть оставшиеся деньги на еду, электричество, счета за телефон и прочие необходимые расходы, пока он не найдет работу.

«Кьюсак Кэпитал» скончался. Фонд закрылся в марте. Ничего впечатляющего, вроде «Амарант Эдвайзерс», которые двумя годами раньше потеряли шесть миллиардов. Джимми никогда не управлял активами стоимостью больше двухсот миллионов. Но его компания все равно испарилась, и Кьюсак, как и многие другие потенциальные титаны мира финансов, тихо закрыл ее двери.

Он был очень осторожен, когда создавал компанию. Чтобы продемонстрировать финансовую силу, Кьюсак арендовал офис на шестьдесят первом этаже самого знакового здания мира. Чтобы продемонстрировать умеренность, он приобрел подержанную мебель на распродажах, избегая при этом клена и итальянской кожи, столь любимых другими хедж-фондами. Антиквариат не рассматривался. Ему нужно поменять котел отопления в доме матери, а уж потом тратить сотни тысяч на предметы старины.

Теперь скромность Кьюсака ничего не значила. Блумберговские терминалы, мебель из холла, стол для совещаний на восемь человек – все исчезло. Исчезли телефоны «Циско», самые современные компьютеры, не говоря уже о шикарном пятидесятидвухдюймовом телевизоре. Кьюсак, как и легионы других рухнувших «хеджи», искал работу. Вот только работодатели на этом рынке смотрели на претендентов, как на выскочившие прыщи.

Финансовые компании были напуганы. Легкое снижение Доу, всего два процента за первый квартал, давало неверное представление о нарастающей панике. В феврале 2008-го «Дженерал моторс» заявила тридцать восемь и семь миллиардов убытков за прошлый год. Инвестбанк «Беар Стернс» рухнул, и многие хедж-фонды потеряли последнюю рубашку из-за сомнительных кредитов и прочих проблемных активов. Радоваться нечему – за исключением, возможно, отставки губернатора Нью-Йорка, которая «влистила» культу злорадства, принятому на Уолл-стрит.

С точки зрения Кьюсака, за весь декабрь было одно светлое пятно, один лучик добрых новостей. Сидни и все остальные его сотрудники нашли работу, спасибо последней сделке, которую он заключил с другими фондами. У них с деньгами все в порядке, а значит, Кьюсак может не укорять себя хотя бы за это.

Вот только ему работу никто не предложил.

Сегодня утром юрист Кьюсака рассказал ему, чего ожидать от «Литтона».

– Скорее всего, Джимми, это извещение о необходимости внесения выплаты, мы называем его «письмо про сорок пять дней». За этот срок ты должен заплатить основной долг, проценты и комиссию за просрочку.

– Смитти, а что с дополнительными издержками?

Кьюсак знал ответ, даже не спрашивая своего поверенного.

– Банк должен защищать свои финансовые интересы.

– То есть мне придется оплатить их расходы на юристов?

– Кому-то же придется, – робко ответил Смитти. – Твой кредитор депонировал налоги и страховку?

– Да.

– Тогда тебе придется оплатить и эти расходы, – сказал юрист.

– А если я сейчас не могу выплатить заем?

– А твоя жена? – поинтересовался Смитти.

– Эми ученый, она работает в зоопарке. У нее нет лишних трех миллионов.

– Я говорю о другом. И ты это знаешь.

– Не лезь туда, – рявкнул Кьюсак. – Просто скажи, что будет, если я не заплачу.

– «Литтон» заберет твою квартиру.

– Знаю. – Настроение Кьюсака ухудшалось с каждой минутой. – Каков порядок?

– Сначала всякие туда-сюда. Кредитор подает на рассмотрение суда иск и отправляет тебе вызов. Ты отвечаешь. Они отвечают. Мы представляем документы, они подают на упрощенное судопроизводство. Потом порядок рассмотрения. В конце концов суд подписывает решение об изъятии и продаже. И вот тогда все становится гадко.

– А что может быть хуже?

– Публичный аукцион и объявления в газетах. Учитывая три миллиона ипотеки, «Литтон» позаботится, чтобы весь Нью-Йорк знал об аресте твоей квартиры.

– Отлично.

– Мне жаль, Джимми.