— Ты уверен, что родителей нет дома?

— Они в Трувиле, вернутся завтра.

Доверив Теодору заботам аптекарши с улицы Ренн, у которой они скрывались от жандармов, друзья долго-долго пробирались пешком к собору Дома инвалидов, задворками обходя зону боевых действий, потом перешли на другую сторону Сены, прошагали по Елисейским Полям, свернули на улицу Берри… На этот раз Марианна согласилась пойти к Порталье. Да и как было среди ночи возвращаться в Нантер? Ей так хотелось спать.

В прихожей стоял сундук, подставка для зонтов, вешалка для пальто. Порталье, позабыв о большой лампе, которая виднелась на столике в углу, взял Марианну за руку, чтобы в полутьме отвести в свою комнату в конце длинного коридора.

— Большая квартира, — сказала Марианна.

— У всего больничного начальства такие.

— Твой папашка врач?

— А ты не знала?

— Слушай, а нельзя мне выписать рецепт на противозачаточные таблетки, раз уж мы здесь?

— Тебе же двадцать один год, ты совершеннолетняя.

— Ну и что? Врачи почти все отказываются, а аптекари тоже не хотят продавать из-за этой их гнилой морали!

Противозачаточные таблетки были официально разрешены с прошлого года, но особым признанием не пользовались, и мало кто из врачей их пропагандировал.

Большинство же утверждало, что это настоящий бич для молоденьких девушек, что таблетки вызывают рак и ожирение. Кто-то из гинекологов предупреждал: «Свобода без достаточной подготовки ведет к распущенности». Первооткрывательницы, не выдавая своего имени, по-заговорщицки поверяли свои тайны «Мари-Клер». Студентки ездили на автобусе делать аборт в Амстердам. 71,4 процента читательниц журнала «Эль» возмущались царящими вокруг фривольными настроениями и считали, что с этим надо что-то делать. Общество жило по устаревшим законам, и молодежь это прекрасно понимала.

Порталье привел Марианну в отцовский кабинет, зажег китайскую лампу, порылся в ящике пузатого секретера, достал бланки рецептов и уселся в кресло, обитое гобеленовой тканью.

— Ты диктуй, а я выпишу.

— Ты умеешь подделывать отцовскую подпись?

— Я много лет расписывался за него в своем дневнике.

Она не знала, как называется лекарство, и они решили спросить завтра у кого-нибудь с медицинского факультета, потом вернулись в комнату или, вернее, в пещеру Порталье, прихватив с собой пачку пустых бланков. Марианна села на кровать, расстегивая молнию на рыжих замшевых сапогах:

— Кто это там, под портретом Че?

— Кафка. Я его вырезал из «Пари-Матч». Есть хочешь? Или пить?

Девушка кивнула, и он отправился на кухню. Когда Порталье вернулся с ветчиной, гренками и пивом, Марианна уже уснула, укрывшись простыней и отвернувшись к стене. Он не рискнул разбудить ее или прикоснуться к ней и стал прислушиваться к дыханию девушки, не сводя восхищенных глаз с ее спины. Разгуливая по коридорам женского общежития в Нантере, где было полно других девушек, он никогда в жизни не подумал бы, что Марианна однажды ночью будет спать у него в комнате. Она казалась ему слишком красивой, и, надеясь привлечь ее внимание, он решался вести с ней только разговоры о политике. Он рассказывал ей о Бакунине, она ему — о Мао, хотя на самом деле все ее познания сводились к трем фразам да паре лубочных картинок. Попивая пиво из горла, Порталье подумал, вне себя от радости: «Как-никак, а революция сближает». Он собрал одежду, которую Марианна уронила на ковер, и повесил на стул, напевая последний хит Дютронка[29]: «Уже пять часов, Париж просыпается, уже пять часов, и мне не до сна…»

Утро было на удивление тихим, парижане все еще не могли оправиться от шока. Пострадало больше восьмисот человек. «Комба» поместил на первой полосе кричащий заголовок: «Бойня в Латинском квартале», Федерация левых сил требовала начать расследование в связи с полицейским произволом, даже коммунисты заговорили о возмущении трудящихся. На мосту Сен-Мишель несколько зевак было избито дубинками, целая группа полицейских набросилась на упавшего старика, а в двух женщин, кричавших с балкона: «Перестаньте!», бросили гранату со слезоточивым газом, причем одна из них получила ожоги. Поговаривали, что в комиссариате «Одеона» раздели и подвергли издевательствам девушку. Среди тех, кому предъявили обвинения за недавние беспорядки, оказалось совсем мало студентов, зато были механик, бармен, токарь, у которых не было ничего общего, кроме возраста.

В начальственном кабинете на верхнем этаже полицейской префектуры встревоженный префект Гримо читал и перечитывал отчеты полицейских комиссаров, которые участвовали в столкновениях. Все они отмечали, что манифестанты были озлоблены до предела. Вчера префект, облаченный в темный костюм, лично побывал на местах событий. Пешком добравшись по боковым улочкам до площади Мобер, он вступил в диалог с молодежью. Префект понял, что события развиваются спонтанно, и даже сказал об этом журналистам. Он не верил, что это дело рук провокаторов, финансируемых из-за рубежа, как это частенько представляли в министерствах.

Сегодня вечером Гримо приехал из Пор-Рояля, где снова вел переговоры со студенческим комитетом, который юлил также, как накануне в Данфер-Ро-шеро. Национальный студенческий союз требовал, чтобы участники явились без касок и рогаток и чтобы демонстрация проходила без эксцессов. «Только не надо в Сорбонну, — умолял префект, — лучше пройдите по бульвару Монпарнас, избегайте столкновений!» Его услышали, по крайней мере так ему показалось. Теперь Гримо отслеживал передвижения толпы на огромном плане города, висящем на стене, по которому его помощники передвигали цветные фишки, отражая нынешнюю ситуацию. Префект мог наблюдать происходящее и на телеэкранах, куда передавали информацию скрытые камеры, расставленные по Парижу. Его люди доложили по рации, что процессия продолжает расти.

— Сколько их? — спросил он.

— Как минимум двадцать тысяч, господин префект. Они подходят к Национальному собранию…

— Они остановились?

— Нет, идут дальше по набережной.

— Какие у них лозунги?

— Они кричат: «Власть в наших руках!»

У префекта нашлось немного собеседников среди студентов, если не считать представителей профсоюзов, которые были готовы сотрудничать, чтобы избежать самого худшего. У Алена Гресмара, председателя отделения высшего образования Национального студенческого союза, в его крошечном кабинетике на улице Месье-ле-Принс было всего два телефона. Префект прислал специалиста, чтобы тот установил еще одну линию, прямую и бесплатную, теперь они постоянно держали связь. Префект позвонил Гесмару: