Галя бросила взгляд на распахнутый чемодан, где поверх груды одежды, распластавшись, лежало зеленое шелковое платье. Скорее всего, Лида отправилась налегке, вещи ее пошлют вдогонку. Что особенного? Лида, как и мсье Жилетт, выздоровела. Марсель подарил горничной часы, Лида — колечко, — думала она, уже мысленно предвкушая прогулку: ощущение скорости, покалывание морозца на своей коже, поднимающуюся глубинную радость, расцвеченную улыбкой.

* * *

Лишь только они выехали из-за ограды санатория, как солнце затянуло низкой тучей, хлопьями повалил снег. Галя поймала рукой воздушный клубок снежинок, сжала пальцами, лизнула влажную ладонь.

— Как вам чужбина на вкус? — спросил Марсель, заглядывая ей в лицо.

Она пожала плечами, спрятала руки в рукава.

Снегопад прекратился, и солнце, будто вытертое от пыли влажной тряпкой, засияло особенно ярко. Они почти не разговаривали. Дорога виляла в коридоре елей. Лесной массив сменился открытым пространством. Справа показались крыши домов, из труб серпантином вился дымок. Начали встречаться местные жители, туристы в ярких прогулочных костюмах, лыжники.

Марсель что-то крикнул вознице — Галя, ослепшая от яркого солнца, опьяневшая от скорости, как будто очнулась.

— Возвращаемся?

— Обязательно. Только сначала надо бы подогреться. Пусть нынешний воздух целебный, но и морозец сегодня хорош. Заглянем кое-куда, глинтвейну закажем. Подогретое вино с пряностями — для нас сейчас лучше не придумаешь. Будьте любезны — не возражайте. Многоуважаемый доктор Бодмер, сами знаете, красное вино одобряет. И вообще, старших надо слушаться.

Лошади перешли на рысь. Теперь они ехали вдоль выстроившихся в шеренгу деревянных домов под покатыми крышами и остановились перед крыльцом двухэтажного дома с высоким крыльцом. Гирлянды из еловых ветвей, увитых золотистыми и серебряными нитями, яркими шарами, красными и голубыми бантами, украшали фронтон.

— Похоже, тут продолжают отмечать Рождество, — озираясь, сказала Галя.

— Здесь каждый день праздник. Войдемте.

Звякнул входной колокольчик. Они как будто очутились внутри видавшей виды шкатулки. Занавеси, диваны, кресла — кругом поблекший, с залысинами потертостей бархат. Помещение было наполовину заполнено. Люди, по большей части мужчины, потягивали пиво, разговаривали. Молодая женщина с ярко-рыжими волосами и алым, будто в крови, ртом, скрестив на груди руки, следила, как четверо мужчин в углу играли в кости.

Марсель потянул Галю к пустой стойке бара. Опустив голову, Галя последовала за ним. Весь ее облик выражал растерянность и чуть ли не испуг. Посмеиваясь, Марсель оседлал высокий табурет. Галя остановилась в нерешительности. Она никогда не была в подобных заведениях и чувствовала себя неуютно.

— Не тушуйтесь, барышня, вы не у тетушки в гостях. Здесь вас никто не знает, да и вам ни до кого нет дела, — сказал он и, глядя поверх ее головы, крикнул: — Гарсон, глинтвейну кувшин и две кружки.

Галя сидела на краешке табурета, вжав голову в плечи, и время от времени неуверенно озиралась вокруг. Марсель наполнил кружки и одну из них подал ей. Галя вздрогнула, словно очнувшись от глубокой задумчивости, и медленно протянула руку. Глинтвейн оказался терпким и пряным, а главное, горячим — именно таким, какой сейчас ей было нужно. Большими глотками Галя выпила всю кружку, и тут же она вновь оказалась наполненной. Кто-то поманил Марселя из другого конца зала — как оказалось, рыжая женщина с алыми губами.

Глядя ему вслед, Галя подняла голову, и ей показалось, что все глаза находящихся в зале мужчин впились в нее: разговоры смолкли, игра в карты прекратилась. «А ведь я красивей всех женщин, что бывают здесь, — подумалось ей, — или, может быть, моложе. Наверное, они считают меня особенной». И эту мысль, выразившуюся у нее в лице, прочел молодой парень с пшеничной челкой на лбу, что сидел к ней лицом. Его тусклые глаза обрели блеск, лицо как будто ожило. Он встал, прошел куда-то в глубь зала. Заиграла музыка.

Галя сделала движение — точно ей хотелось соскользнуть с табурета, выскочить из обитого бархатом пространства, глотнуть отрезвляющего морозного воздуха, но светлоглазый блондин уже поймал ее за руку. Она попыталась возразить, но ее губы сами собой растянулись в улыбку. Парнишка был хорош: идеальной формы брови, чистый открытый взгляд голубых глаз под темными ресницами. Он мягко перехватил ее кисть так, что ее ладонь оказалась на его ладони, потянул, повел за собой. Другие пары тоже затоптались рядом. Граммофон гремел, ее ноги двигались сами собой. Галя чувствовала его горячие потные ладони, одну — своей рукой, другую на талии. Время от времени он что-то выкрикивал, но она не понимала его слов и только улыбалась в ответ. Ее трогала его галантная сдержанность, с которой он стыдливо вспыхивал, как только его нога в грубой штанине касалась ее ноги под подолом шерстяной юбки. Он танцевал, улыбаясь, и наконец она поняла, что он говорит: «Как странно видеть такую девушку здесь… Таких девушек здесь не встретишь…» Галя кружилась в его целомудренном объятии, всей своей женской сущностью ощущая, что приводит его в трепет. Что это, обман зрения или в уголке его глаза заблестела слеза?

Пластинка закончилась, они молча, не отрываясь друг от друга, застыли посреди зала, потом заиграла следующая, они снова начали танцевать. Теснее обняв друг друга, они скользили по отполированному до пролысин крашенному коричневой краской полу, по инерции сделав несколько поворотов после окончания мелодии.

— Ну что ж, нам пора. — Марсель одним движением оттеснил тяжело дышавшего парня и повел Галю к выходу. Уже в гардеробной, опуская руки в рукава протянутой шубы, она кинула взгляд в зал. Ее недавний партнер вскинул руку в прощальном жесте. Он смотрел на нее, но взгляд его уже был тускл, во всем его облике — не сожаление или печаль утраты, но холодная отстраненность. Еще недавно они были единым целым, парой, сейчас же между ними пролегла пропасть отчуждения.

Исчез из виду дом с праздничной гирляндой, осталась позади деревенька. Полозья саней легко скользили по заснеженной дороге, отороченной по бокам мохнатыми елями. Посеревшее в сумерках небо казалось таким низким, что казалось, протяни руку — коснешься кончиками пальцев.

— Вы, Гала, очень интересная девушка. Жаль, что мне завтра уезжать. Хотелось бы узнать вас поближе.

Широким жестом Марсель обхватил ее за спину, прижал к себе: на близком расстоянии в его дыхании чувствовался алкоголь — не легкий, как от вина, другой, вероятно, он пил нечто крепче, чем глинтвейн.

— Может, подаришь мне праздник напоследок, Gala?

Она увидела его потемневшие глаза прямо перед собой, инстинктивно дернула головой в сторону и тут же почувствовала, как его мягкие теплые губы, коснувшись ее шеи, обхватили нежную мочку ее уха. Она слышала его учащенное дыхание, ощущала влагу его скользких губ и вдруг начала дрожать, как скаковая лошадь перед забегом, — она чувствовала, как в ней поднимается странное, неведомо откуда взявшееся возбуждение и в то же время необоримое отвращение. Вытянув перед собой руки, она оперлась о его грудь, оттолкнула.