Он резко встал и направился к выходу. Я не верила, что онможет так просто уйти. Думала, вот сейчас он обязательно обернется, извинится,наговорит мне кучу ласковых слов… Но этого не произошло. Он даже не обернулся.Хлопнув дверью, он исчез. Я не устроила истерику, не стала рвать на себепоследние волосы. Я просто закрыла глаза и отчетливо поняла, что иллюзия подназванием «семейное счастье», которую я вынашивала все эти годы, рухнула.Говорят, что очень трудно скрывать равнодушие, но Андрею это удавалось довольнодолго. Надлом наших отношений произошел намного раньше, моя болезнь тут совсемни при чем. Я уже давно не могла объяснить, как это может быть — наличие иотсутствие человека одновременно. Любовь исчезла уже давно, а моя болезнь —лишьповод для окончательного разрыва. Так больно… Душа выворачивается наизнанку, асердце ноет… Очень страшно думать, что семьи больше нет. Я почувствовала, чторастерялась.

В палату вернулась Мила. Оценив мое состояние, она подошла кокну и раздвинула занавески.

— На улице погодка — закачаешься. Я все не могладождаться, когда свалит этот козел. Хоть бы какую-нибудь затрапезную розочкупринес, сволочь. Я вот только не могу понять, почему такие скоты никогда иничем не болеют. Почему все шишки падают именно на нас, ни в чем не повинныхженщин…

— Я его выгнала, — сказала я, не слышасобственного голоса.

— Вот это ты правильно сделала. На хрен ему сюда ходитьи тебя расстраивать. Нормальный мужик должен сидеть и днем и ночью у твоейкровати и держать тебя за руку.

— Таких мужиков в природе не бывает. Они насздоровыми-то толком не любят, а больные мы тем более никому не нужны.

Я старалась взять себя в руки и хоть немного успокоиться.Что ж, если судьбе угодно преподнести мне столько испытаний, я обязательно сними справлюсь. Я попробую начать все сначала. Вычеркнуть из памяти своезамужество. Самое ужасное, что я живу, прошлым. Но, с другой стороны,ущемленное женское самолюбие способно на многое. Я теперь понимаю, часто бракираспадаются не потому, что появляется третий или третья, и даже не из-закакого-то потрясения, вроде моей болезни. Просто живущие под одной крышей людипочему-то отдаляются, перестают друг друга понимать. Наступает одиночествовдвоем. Я казню себя за прошлое. Вспоминаю какие-то моменты, прокручиваю своюсемейную жизнь назад… Это удел всех потерявших. Иногда корю за недальновидностьсебя, иногда обвиняю Андрея. Говорят, со временем невыносимая боль отпускает, имне хочется в это верить. Я обязательно встречу новую любовь, ведь без нее нетсмысла жить, только она спасает нас от смерти.

— Хватит себя мучить, — послышался голос моейсоседки.

— Я в порядке. Мне кажется, что еще немного, и я буду вполном порядке.

Я подошла к окну и с завистью смотрела на мир, в которомжили люди за пределами нашей жуткой больницы.

Наутро при обходе врач торжественно похлопал меня по плечу ипоздравил с выздоровлением. Это было невероятно.

Я хорошо помню тот день, когда смогла покинуть стеныстрашной больницы. Меня не беспокоила ни моя неестественная бледность, ни то,что на голове осталась лишь малая часть моих роскошных волос. Я благодарилаБога, что осталась жива, выкарабкалась и теперь могу быть рядом со своимиблизкими и друзьями.

Мы обменялись с Милой телефонами и присели на дорожку.

— Ты только не пропадай, — возбужденно говорилаподруга, вытирая слезы, — звони. Мы же все-таки теперь не чужие, столькопережили вместе. Завтра и меня выписывают.

Я поцеловала Милу в щеку.

— Главное, чтобы ты не пропадала. Звони, я буду ждать.Очухаешься, придешь в себя, снова выйдешь на работу. Думаю, босс к тебевсе-таки не равнодушен.

Мила глубоко вздохнула:

— Если бы все было так, как ты говоришь! Уверена, онуволил меня к чертовой матери и взял какую-нибудь здоровенькую старлетку.

— Не придумывай! Пока ничего не известно, —прикрикнула я на подругу.

Внизу меня ждали родители. Понять, что чувствовали мы, глядяв глаза друг другу, может только тот, кто пережил нечто подобное. Мама обняламеня за плечи и громко зарыдала. Папа протянул мне роскошный букет и погладилпо голове.

Дома меня ждал удар. За время моей болезни Андрей увез изнашей квартиры почти все вещи. Я окинула безразличным взглядом полупустуюквартиру и присела на стоящий посреди комнаты стул.

— Понимаешь, доченька, мы не хотели тебярасстраивать, — неуверенно начала мама, — Андрей заказал машину и всевывез сразу, как только вернулся со сплава. — Голос мамы заметно дрожал,она готова была расплакаться. — У него никогда не было совести. Даже вещисына зачем-то забрал. Чтоб они ему поперек горла встали.

— Да ладно, Бог с ним со всем, наживем, —отрешенно произнесла я. — Заработаем. Лишь бы больше не потерять, напримерздоровье.

Когда родители ушли, я принялась разглядывать себя взеркало. Выпирающие скулы, истощенное лицо, словно я вернулась не из больницы,а из концлагеря. Ничего, самое страшное уже позади. Я победила болезнь, ясмогла, я справилась, я оказалась сильнее.

Побродив по дому, я достала из сумочки аккуратно сложенныйлисток с адресом дачи Костиного отца. Сердце мое сжалось. Так жалко этогомолоденького мальчика. Господи, как же страшно умирать в таком возрасте. Онхотел жить, он цеплялся за жизнь… Он любил. Наверно, это была его первая, ещеюношеская, но уже такая глубокая любовь. Ради нее он украл деньги… Он хотел ейдоказать… Стоп! Вспомнив о закопанных деньгах, я почувствовала странноевозбуждение и быстро заходила по комнате. Деньги… Деньги бы мне пригодились,ведь мне так хочется подарить родителям домик. Двадцать тысяч долларов —приличная сумма, на нее я смогла бы что-нибудь подыскать. Остальные стотридцать нужно отдать Костиной женщине. Мне чужого не надо.

На другой день с утра я поехала в магазин и купила вполнеудачный парик, создававший видимость натуральных волос. Пока отрастут свои,пройдет немало времени, поэтому иного выхода не было. Немного косметики — и моелицо стало более привлекательным. Исчез противный бледно-зеленый оттенок. Завремя болезни я ужасно похудела, почти высохла. Пришлось немного обновитьгардероб. Ничего, скоро я обрету прежнюю форму и буду вызывать восхищение умужчин и откровенную зависть у женщин. Все это будет. Все обязательно будет,нужно только подождать.

Вернувшись из магазина, я еще в прихожей услышала телефонныйзвонок и чего-то испугалась.

— Привет, — послышался в трубке возбужденный голосМилы.

— Тебя выписали? — обрадовалась я.