Назначенная дата отъезда приближалась. Теперь от решающего дня нас отделяло всего семь недель. Страх во мне рос с каждым днем. Но радостное предвкушение открыть для себя новый мир придавало мне сил и энергии и не позволяло свернуть с пути, следовать которым я решил давно.

Как и оба моих товарища, я много работал на рынке, чтобы собрать сумму, необходимую для уплаты проводникам. И все-таки расчеты показывали, что скопить достаточно к нужному дню я не успеваю. Я чувствовал себя в цейтноте. В тот день, когда эта ужасная истина стала очевидной, на меня накатило отчаяние. Я сидел, закрыв лицо руками, и погружался в пучину тоски. Что бы там ни говорили люди, но удары судьбы вовсе не делают меня сильнее – напротив, ослабляют.

В голове у меня вертелся один и тот же вопрос: где раздобыть недостающую сумму денег?

Друзья мои были такие же бедняки, как и я, – у них не разживешься. Родители ни за что не согласятся на мой отъезд. Да и в любом случае, у матери, с ее зарплатой простой работницы, никаких накоплений отродясь не водилось. Про отца я предпочитал не думать. Если честно, я не виделся с ним уже целый год. Возможно, я для него вообще никогда не существовал.

Совершенно машинально я развернул газету, оставленную кем-то на скамейке. Газета была недельной давности. Я и взял-то ее только потому, что в ней напечатали статью про мою любимую футбольную команду.

Не знаю почему, но, читая – признаюсь, без особого интереса – комментарии игроков, я вдруг решил, что надо поговорить о деньгах с дедом. Он наверняка что-нибудь придумает. А главное, поймет мое стремление бежать – не зря он сам когда-то покинул родные места. И даже если не сможет помочь мне деньгами, задерживать меня точно не станет.

У нас в семье обо всем, что по-настоящему важно, принято говорить обиняками, используя поговорки и всякие фигуры речи.

Я дождался момента, когда дед садился пить чай. Обычно в это время он бывал в самом лучшем настроении. Пожалуй, впервые в жизни я с таким вниманием наблюдал, как он готовит свой любимый напиток. Для него приготовление чая продолжало оставаться изысканным ритуалом, каковым оно считается в области Сахары.

Я следил за каждым его движением, подгадывая, в какой миг лучше всего к нему обратиться и завести разговор на интересующую меня тему. Нарушать его священнодействие я не собирался – ни в коем случае. Как только чай был заварен, я принялся вслух вспоминать пословицы и поговорки, посвященные путешествиям и разлуке с родиной.

Я не мог заставить себя произнести слово «Франция». Вспоминал Европу, Испанию… Я не представлял себе, как подступиться к главному. Меня охватила растерянность. От былой веры в себя не осталось и следа.

И тогда заговорил дед:

– Сынок! Франция – очень большая и богатая страна. Но и бедных в ней хватает. Жизнь там не легче, чем у нас, а может быть, и тяжелее. Денег у людей больше, и ссорятся они между собой яростнее, чем мы.

Он пристально посмотрел мне в глаза, словно давал понять: то, что он сейчас скажет, не просто важно, а очень важно. Он всегда так делал, если желал, чтобы его слова прочно засели у меня в башке. Или если считал, что должен предостеречь меня от опасности.

– Хочешь не иметь проблем – поезжай один, – продолжил он. – И пока не найдешь места, в котором тебе будет хорошо, держись ото всех подальше.

Я наконец решился заговорить о деньгах, но дед прервал меня:

– Я знаю, что ты нуждаешься в некоторых средствах. Не волнуйся, я тебе помогу. Но сначала, будь добр, объясни мне, как и с кем ты собираешься ехать во Францию.

Я посвятил его в наши планы, только соврал насчет даты предполагаемого отъезда. И сейчас же пожалел о своей лжи – его лицо светилось таким доверием ко мне, какого я никогда не читал на лицах своих родителей. Гораздо позже мне стало известно, что он отнес в ломбард свои восточные ковры и медные подносы. И раздобыл деньги, которых мне не хватало.

С первого шага

Тоска по корням,

Яростный поиск себя.

Я все еще иду к своим истокам —

И нет конца моему пути.

Мы всемером жили в маленькой двухкомнатной квартире. По вечерам я запирался в туалете – это было единственное спокойное место, где никто не мог меня потревожить.

Я считал и пересчитывал денежные купюры. После обмена динаров на черном рынке в моем распоряжении оказалось две тысячи пятьсот франков. Огромная для меня сумма. Прежде я и помыслить не мог, что стану обладателем такого богатства. Моя мать на государственном заводе получала пятьсот франков в месяц.

Впрочем, мои восторги быстро рассеялись. Бо́льшую часть этих денег придется отдать проводникам. Мне останется совсем немного. Эта мысль меня огорчала, но не настолько, чтобы вызвать чувство вины.

Шли дни. У нас – двух моих приятелей и меня – постепенно сам собой сложился своего рода ритуал. Каждый вечер мы встречались возле порта, там, где швартовались корабли, отбывающие в Европу.

Это место всегда, еще до того, как мы выработали план побега, производило на нас чарующее впечатление. Здесь у нас словно вырастали крылья за спиной. Мы мечтали вырваться из нищеты, но еще больше – из удушливой атмосферы, в которой жили.

О том, как будет протекать наше путешествие, мы не имели ни малейшего представления – не знали даже, на каком корабле поплывем. Связник назвал нам дату и час отъезда и указал точное место встречи, но больше не сказал ничего. Мы догадывались, что человек, с которым мы имели дело, – второй, если не третий в целой цепочке, из чего вытекало, что расспрашивать его о подробностях бесполезно.

Каждый раз он все более угрожающим тоном обязательно повторял одно и то же:

– Если не хотите неприятностей, не вздумайте ни с кем болтать! Я работаю не один – не забывайте об этом! Так что – молчок!

Поначалу эта грубость и страх, засевший у него в глазах, немного пугали меня. Однако позже нам стало известно, что он – всего лишь жалкий посыльный у настоящих проводников.

Тем временем, встречаясь в порту, мы стали вести себя по-другому. Вместо того чтобы смотреть друг на друга, мы устремляли взоры на море. И могли сидеть так часами… Нас завораживала та потаенная сила, что скрывалась за зеленовато-голубым простором, насыщенным острым запахом моря…

В мечтах мы садились на один из пришвартованных в гавани кораблей и устремлялись в загадочные дальние страны. Нам нравилось угадывать по внешнему виду кораблей, под каким флагом они ходят и куда плывут.

Самое яркое впечатление производили на нас огромные торговые суда. Никто из нашей троицы никогда не пересекал Средиземное море. Украдкой косясь друг на друга, мы старательно прятали страх и печаль, кажется, навечно застывшие на наших лицах. Ни один из нас ни разу не позволил этому страху вырваться наружу, ничем не дал остальным понять, что сомневается в успехе предприятия.