Обычно Агнесс Мидоус снов не видела, а если и видела, то, проснувшись, ничего не могла вспомнить. Но в ночь исчезновения Роуз Фрэнсис ей мешал спать шторм. Она провела беспокойную ночь и утром проснулась с незнакомым дурным предчувствием. Подушка была влажной, глаза опухли — все это было ей не свойственно. Она смутно припоминала какие-то подробности, но точно была уверена в том, что сон заставил ее плакать.

Сидя в постели, она заметила письмо, которое накануне ей наконец-то удалось извлечь из кармана болезной миссис Тули. И сразу сообразила: то, что она прочитала перед сном, и вызвало ее ночные кошмары. Она взяла письмо со столика и перечитала его.

Туикенхэм, январь 1750 г.

Уважаемая миссис Мидоус!

Я должна была написать вам раньше, но после вашего последнего визита я свалилась с жестокой нервной лихорадкой, вызванной тем, что я попала под страшный ливень, и не могла встать с постели. Лихорадка и потери сознания заставили моего врача потерять всякую надежду на мое выздоровление. Моя сестра Барбара помогала мне присматривать за вашим сыном Питером, который не заразился и пребывает в славном здравии и бодр духом.

Теперь опасность миновала, но голова до сих пор болит, и я должна отдохнуть, пока окончательно не поправлюсь. Питеру нужно больше, чем я могу ему дать в настоящий момент. Я не могу ждать до вашего следующего визита через две недели. Пока за ним присматривает Барбара, но в следующую субботу она должна будет вернуться к своей семье. Вы должны найти какое-то другое место для Питера.

Искренне ваша, Мод Кэтчпоул

Письмо одновременно и успокоило, и взволновало Агнесс. Она благодарила Бога, что Питер здоров, но требование миссис Кэтчпоул ставило ее в очень сложное положение. Где она за такой короткий срок найдет другую женщину, которая согласится присматривать за Питером? Ей полагался всего лишь один выходной в месяц, и до него еще оставалось две недели. Ей придется убедить миссис Тули дать ей дополнительный выходной. И, если экономка чувствует себя плохо, добиться этого будет нелегко.

Агнесс напомнила себе, что от дум о ее собственных проблемах пользы не будет никакой. Ее ждали обязанности, и их нельзя было игнорировать. Она обратится к экономке, как только подвернется удобный момент. Тем более что до субботы еще целых четыре дня.

Как и всегда, Агнесс встала в семь часов. Умывшись и протерев тело салфеткой, смоченной в ледяной воде, она надела то, что носила каждый день: коричневые шерстяные чулки, сорочку, нижнюю юбку, поношенные серые юбку и лиф, а также свежевыстиранный и выглаженный фартук. За исключением фартука, все эти предметы туалета когда-то принадлежали Лидии Бланшар, отдавшей их своей горничной Пэтси. Но Пэтси была несколько крупнее Лидии, и ей приходилось одежду перешивать. Те же вещи, с которыми ничего нельзя было сделать, она отдавала Агнесс или кому-нибудь из служанок.

Агнесс, по комплекции походившей на хозяйку, не нужно было ничего переделывать. Костюм подчеркивал ее узкую талию, пышный верх и низ, но сама Агнесс и не подозревала об этих своих достоинствах. Прошло уже несколько лет с той поры, когда она хоть сколько-нибудь интересовалась своей внешностью. Сегодняшний день не был исключением. Агнесс стянула густые темные волосы в пучок и надела чепец. Взглянув в зеркало, она обнаружила, что обычно спокойные янтарные глаза обведены красными кругами, а щеки впали — так на нее подействовали беспокойная ночь и волнения о Питере. Агнесс отвернулась, уверив себя, что все скоро разрешится. Больше не задерживаясь, она вышла из спальни и узким коридором направилась в кухню.

То, что она там увидела, заставило ее моментально забыть про свои собственные тревоги. К этому времени печь должна была уже во всю гореть. Сейчас же сквозь решетку видны были только нерешительные желтые язычки пламени и валил дым — явный признак того, что печь только что начали разжигать. Черный чайник, который должен был уже кипеть, чтобы можно было подать ранний завтрак, был чуть теплым. Подносы, на которых подавали чай наверх, не были выставлены, не было ни масла, ни джемов для завтрака. И на главном предмете в царстве Агнесс — кухонном столе — вместо посуды для завтрака слуг стояло сущее безобразие: пара грязных ботинок.

Если владелец этих ботинок временно не был известен (хотя у Агнесс были свои подозрения), в том, кто виноват во всем остальном, сомневаться не приходилось. Роуз Фрэнсис должна была встать час назад и заняться делом, но почему-то ее нигде не было видно. Агнесс некоторое время стояла задумавшись. Сегодня она не станет уклоняться от выполнения своих обязанностей. Небрежность Роуз была слишком вызывающей, чтобы ее можно было игнорировать. Как будто девица бросала ей вызов. Сегодня она примет этот вызов и выбросит из головы все мысли о кладовке. Она устроит Роуз выволочку, заставит ее работать и, если нужно, будет весь день стоять над ее душой.

Агнесс поискала Роуз во дворе, посудомоечной и, взяв себя в руки, в кладовке. Не найдя, она двинулась в буфетную комнату, и вид Филиппа, вышедшего оттуда, напугал ее. Филипп был того же роста, что и Джон, но шире в плечах и мускулистее. У него были точеные черты лица, большой рот с пухлыми губами, а блеск в его зеленых глазах говорил о том, что он знает, что красив. Сегодня, как отметила Агнесс, его глаза были мутными и налитыми кровью, а лицо на удивление бледным. Он тряс щеткой из кабаньей щетины, которой обычно чистил ботинки, и от него несло потом и пивным перегаром.

— Доброе утро, миссис Мидоус, — пробормотал он, едва скрывая зевок. — Что-то потеряли?

— Тебя я должна за это благодарить? — спросила Агнесс, жестом указывая на грязные ботинки, все еще нагло стоявшие в самом центре ее стола.

— Кто-то их туда поставил, не я, — ответил Филипп без малейших угрызений совести.

Он снова зевнул, на этот раз громко и не скрываясь, и унес ботинки в буфетную комнату, где они и должны были находиться. Агнесс нахмурилась, разглядев несколько ошметков грязи, оставшихся на столе, смахнула их в ладонь, зашла за Филиппом в буфетную и с резкостью, ясно демонстрирующей ее неудовольствие, высыпала грязь на стул рядом с ним.

— Кто же тогда? — спросила она ясным, но холодным тоном.

Филипп как раз сдвигал в сторону плащ и шарф, лежащие на столе дворецкого. При звуке ее голоса он поморщился:

— Не так громко. Я не глухой. Откуда мне знать? У вас что, других дел мало?

Агнесс склонила голову и сжала губы в тонкую линию.

— Каких дел, например? — спросила она так же громко, как и раньше. — Думаю, ты имеешь в виду Роуз? Куда она подевалась?

— Шшш, — прошептал Филипп, вставляя в каждый ботинок гладкую деревянную колодку и принимаясь их чистить. — Я понятия не имею, где она может быть. — Он поднял голову и кивнул в сторону кухни: — Почему бы вам не отстать от меня и не спросить Пэтси? Вон же она.

— О чем меня спросить? — поинтересовалась Пэтси, горничная Лидии, врываясь в буфетную и переводя взгляд с Филиппа на Агнесс. Она на секунду замерла, надув губы. В бледно-голубом шерстяном платье, доставшемся ей от Лидии, Пэтси казалась настоящей леди. Она поставила поднос и поправила кружевные оборки на рукавах. — По-видимому, вы о Роуз. Все сегодня запаздывает из-за нее. Я не собираюсь жаловаться, но вы же не прикажете мне выполнять не только свою собственную работу, но и ее тоже? Я не должна готовить завтрак для миссис Бланшар, я только отношу его наверх.