Когда незнакомец вышел со своей ношей из калитки и исчез, Ева Лотта разразилась бурными рыданиями. Повернув свое мертвенно-бледное лицо к Калле, она жалобно запричитала, точь-в-точь как тогда, когда Андерс висел на кусте.

- Что нам делать, Калле, что нам делать?

Но Калле был слишком потрясен, чтобы дать вразумительный ответ. Нервно проведя рукой по волосам, он заикаясь произнес:

- Н-не знаю… н-нам… н-нам н-надо сбегать з-за дяд-дей Бьёрком… н-нам н-надо…

Он изо всех сил старался преодолеть это противное оцепенение, мешавшее ему ясно и отчетливо думать. Здесь вскоре должно было что-то случиться. Но Калле никак не мог угадать, что именно. Поразмыслив, он понял, что им не успеть вызвать полицейского. Эти негодяи похитят дюжину малышей, прежде чем сюда подоспеет полицейский, да и кроме того…

Тот человек возвращался обратно. Но уже без Расмуса.

- Ясное дело, положил его в машину, - шепнул Андерс.

Ева Лотта ответила приглушенным рыданием.

Они провожали похитителя детей округлившимися от ужаса глазами. О, подумать только, какие есть на свете мерзкие люди… Какие негодяи!…

Но тут дверь веранды отворилась, и на пороге показался сообщник преступника.

- Скорее, Никке, - тихо сказал он. - Надо быстрее закругляться!

Тот, кого звали Никке, быстрыми шагами поднялся на веранду, и оба снова скрылись в доме. Тут Калле оживился.

- Пошли, - взволнованно прошептал он, - надо выкрасть Расмуса!

- Да, если успеем, - сказал Андерс.

- Да, да, если успеем, - повторил Калле. - Как по-вашему, где стоит машина?

Она стояла в стороне, у самой вершины холма. Белые Розы ринулись туда. Быстро и неслышно бежали они по обочине вдоль рва, ликуя при мысли о том, что скоро вырвут Расмуса из когтей бандитов.

Внезапно они обнаружили, что машину охраняют. У противоположной обочины стоял человек. Но, к счастью, повернувшись к ним спиной, он занимался сугубо личным делом, иначе бы он непременно их увидел. Й тут они с быстротой молнии спрятались за спасительными кустами. Они едва успели спрятаться - в последнюю секунду. Дозорный, по-видимому, услыхал какие-то звуки и встревожился, потому что, быстро обернувшись, он перешел на их сторону дороги. Он стоял там, подозрительно глядя прямо в кусты, где они лежали. Неужели он не слышал, как колотятся их сердца и как они задыхаются от волнения?

Им показалось прямо чудом, что он и в самом деле не услышал этого. Постояв некоторое время, он повернулся, подошел к машине, заглянул внутрь через боковое стекло и стал беспокойно ходить взад-вперед по дороге. Иногда он останавливался и пристально смотрел в сторону дома. Быть может, ему казалось, что его приятели слишком долго копаются.

А в кустах царило глубокое отчаяние. Как можно помочь Расмусу, если этот тип расхаживает по дороге? Ева Лотта плакала так, что Калле пришлось резко толкнуть ее, чтобы заставить замолчать. Кроме того, это помогло ему чуточку заглушить собственный страх.

- Вопли и сопли, - сказал Андерс, - что же нам делать?

Тогда Ева Лотта, энергично справившись с рыданиями, сказала:

- Я пошла в машину, к Расмусу. Если его похищают, пусть и меня похитят вместе с ним. Когда он проснется, он не должен остаться один на один со сворой мошенников.

- Да, но… - заикнулся было Калле.

- Не болтай, - сказала ему Ева Лотта. - Ступайте и поднимите легкий подозрительный шорох в кустах чуть подальше, чтоб этот тип хоть ненадолго забыл про машину.

Андерс и Калле с ужасом смотрели на нее, но они видели, что решение ее твердо. А если Ева Лотта приняла решение, они по опыту знали, что тут уж ничего не поделаешь.

- Я пойду вместо тебя, - умоляюще произнес Калле, заранее зная, что это бесполезно.

- Бегите, - сказала Ева Лотта. - Быстрее, быстрее!

Они сделали как она просила. Но прежде чем исчезнуть, услышали за спиной ее шепот:

- Я буду Расмусу вместо родной матери. И если смогу, буду оставлять за собой следы. Как Гензель и Гретель - ну, вы знаете.

- Здорово! - обрадовался Калле. - А мы будем бежать следом, как две ищейки.

Ободряюще помахав ей рукой, они беззвучно скрылись в кустах.

О, как хорошо уметь тихонько красться! Нет, не зря они так долго играли в войну Алой и Белой Розы. По крайней мере, научились обманывать часовых. Например, того растяпу на дороге! Ведь он получил приказ сторожить Расмуса. И так послушно прохаживался взад-вперед между машиной и домом. Взад-вперед! Взад-вперед! Но вот в кустах слышится подозрительный шорох. И тут ему, ясное дело, необходимо подойти туда - посмотреть, что там такое. Он решительно перепрыгивает через ров и ныряет в ореховые заросли. Он весь как натянутая струна и ужасно бдительный! Невероятно бдительный! Но ведь он должен был сторожить машину, вот шляпа! Покуда он шарит по кустам, с машиной может случиться все, что угодно. И рыщет он совершенно напрасно! Потому что ровно ничего там не находит, ровно ничего. Разумеется, за кустом лежат два скорчившихся мальчугана, но их он не видит. И по глупости своей, верно, думает, что ослышался или что это какое-то животное кралось в кустах. Да уж, он доказал, что ему можно довериться, что он человек бдительный. Он возвращается назад, к машине, ужасно довольный самим собой.

Но вот и его приятели идут назад. Двое, те, что прятались в кустах, тоже видят их и решаются осторожно выбраться из орешника.

- Смотри, профессор! - шепчет Калле. - Смотри, они собираются похитить и профессора!

Неужели это правда, неужели это не сон? Неужели это и в самом деле профессор, которого они гонят перед собой к машине? Сопротивляющийся изо всех сил, злой, доведенный до отчаяния профессор со связанными за спиной руками и кляпом во рту!

Все это похоже на страшный сон, но, к сожалению, они не спят. Начинает светать, и все предстает перед ними с ужасающей ясностью. И пыль, которую поднимает своими упрямыми ногами профессор, - не сон. А грохот, когда за ним захлопывается дверца машины, тоже явь. Но вот машина рвется вперед, спускается с холма и исчезает. И дорога, озаренная ясным светом наступающего утра, пуста. Все это могло бы быть и сном, если бы в воздухе не остался слабый запах бензина. И если бы не лежал у обочины маленький, насквозь промокший от слез носовой платок. Носовой платок Евы Лотты.

Там, внизу, спит город, но скоро он проснется. Первые лучи солнца уже сверкают на позолоченном флюгерном петушке, примостившемся на башне ратуши.

- Ну, теперь держись! - обронил Калле.

- Чего ты ждешь, Калле? - спросил Андерс. - Разве ты не суперсыщик Блумквист, или это, может, не ты?

Дорога все время вьется и мягко стелется, прорезая зеленый летний пейзаж. Она огибает маленькие шероховатые каменистые бугорки, сверкающие озерца, сосновые рощицы, бежит среди стволов белых берез, мимо зеленых пастбищ и цветущих лугов, мимо колосьев, колышущихся на засеянных полях. Затейливо извиваясь, она прокладывает себе мало-помалу путь на побережье, к морю.