Калиников как исключение являлся врачом, и именно сейчас одевая свой белый халат, он примерял не только изделие трикотажной индустрии, а брал на себя обязательства данные им под клятвой Гиппократа. Он не мог поступить иначе, так как время для умирающей женщины было куда дороже всего на свете, а значит, любая минута могла стать роковой.

— Операционный блок готов Евгений Олегович. Марина Анатольевна будет через несколько минут.-

— Свяжитесь с родственниками пострадавшей и зафиксируйте время начала предоперационного обследования. — Он ничего не расслышал, что ему пыталась сообщить дежурный ординатор, тяжёлая металлическая дверь плавно закрылась, и над ней загорелось красное табло «Не входить, идёт операция». Шесть часов сорок минут — таков временной итог сложной и неотложной операции, а если быть точнее, то первого её этапа.

— Евгений Олегович, Женя! — Марина дождавшись пока блок не опустел, тихо приблизилась к Калиникову, и положила ему руки на плечи. — Почему ты меня избегаешь? Что случилось? Расскажи, я хочу знать.-

Начавшиеся почти полгода назад их романтические отношения зашли в тихую гавань лирических сожалений, и осознания непоправимой ошибки — так считал Евгений, а вот по поводу Марины.

— Всё кончено Марина…Анатольевна.-

— Почему? Почему ты говоришь со мной так официально? Разве я не привлекаю тебя как прежде?-

— Нет, дело не в тебе, а во мне. Так будет хорошо нам двоим!-

— Нет, Женя хорошо будет только тебе. Почему ты решил за нас двоих, с каких пор ты знаешь, что для меня хорошо, а что плохо?-

Усталый и вымотанный, он повернулся к ней. Марина выглядела сейчас обворожительно и желанно. Белый халат и маска скрывали почти все видимые прелести женского тела и красоту лица, но тёмные большие глаза. Они как будто два мощных магнита притягивали к себе всякий взгляд с любого расстояния. Сейчас в них помимо женского соблазна и волшебства обаяния затаилось, то, о чём Марина успела позабыть — разочарование.

— У нас двоих семьи, у тебя двое детей и муж, у меня дочь и… — Он запнулся на последнем слове, произнести нечто большее, чем жена, он мог.

— Ну, договаривай смелее Женя, она тебя не любит.-

— Прекрати, не говори так!-

— Ты видишь то, чего нет. Любви между тобой и Анжелой нет, ты боишься признаться в этом, потому что веришь её лжи и самому себе.-

— А как без веры жить?-

— Дурачок ты Женя. — Она стянула маску и прикоснулась влажными губами к его щеке.

— Марина, Марина… — Шансов для дальнейшего разговора не осталось, долгий поцелуй, не потерявший надежду любящей женщины, и решившего за двоих разочаровавшегося мужчины, прервался столь неожиданно.

— Хватит Марина, на сегодня хватит! Я прошу тебя, отложим наш разговор на потом.-

— Как скажешь, но только не оставляй меня без поцелуя.-

Закрыв за собой дверь, он медленно поплёлся по коридору обессиленный и усталый. Физических сил практически не осталось, они иссякли пару часов назад. Только благодаря поддержки ассистентов и своему мастерству профессионала, он сумел закончить первый этап. Душевное спокойствие исчезло с появлением нерешённых проблем. Первая, лежащая на операционном столе женщина, вторая — сдвинутый на потом серьёзный разговор с Мариной. Прокручивая в голове варианты решения проблем, он не заметил, как оказался у своего кабинета. В предчувствии столь необходимого отдыха тело заныло и заболело ещё сильнее, мышцы одеревенели, а сознание в преддверии сна, где оно избавиться от назойливых мыслей — затуманилось. Повернув ключ и толкнув дверь, он стал как вкопанный, сзади зазвучал до боли знакомый голос, обращались именно к нему:

— Евгений Олегович, Евгений Олегович! — Стоило ему повернуться, как реальность вновь взяла вверх над созданной им иллюзией в преддверии сна. Перед ним была женщина, она с трудом стояла на ногах, а находившийся рядом с ней мужчина держал её под руку.

— Татьяна Фёдоровна, это вы? — Плотникова, сестра-хозяйка реабилитационного центра. Она вместе с Калиниковым и ещё немногими специалистами, в том числе и Мариной Анатольевной с самого открытия центра являлись основным его стержнем. Строгая, скрупулёзная, любящая точность и в тоже время добрая, отзывчивая, готовая прийти на помощь — Татьяна Фёдоровна являла собой истинное лицо центра. Ни один день, будь то выходные или праздничные не обходились без строгих указаний, распоряжений, смеха и весёлого настроения Плотниковой. Коллектив центра видел в Калиникове врача от бога, а в ней позитив и рабочий настрой на каждый день. За несколько лет работы вместе, что началась ещё со второй городской больницы, Евгений Олегович успел привыкнуть к Татьяне Фёдоровне настолько, что стоило ей задержаться на минуту как он не находил себе места, и начинал волноваться.

Сейчас перед ним стояла она, но он видел лишь внешне, очень похожую на неё женщину. В отличии от той Плотниковой что он знал, эта выглядела старовато и болезненно. Глаза ввалились, и покрылись сетью морщин, пряди седых волос торчали непослушными локонами из-под наспех уложенной причёски. Губы предательски тряслись, а солёные слёзы разъедали морщины на щеках, превращая их в бордово-алые, огненные рубцы. Красивый костюм висел как на тощем манекене, тонкие пальцы на сухих, венозных руках сжимали мокрый от слёз платок.

— Евгений Олегович… помогите, пожалуйста, я вас очень прошу. — Голос не врал, он принадлежал той самой Плотниковой, которую он хорошо знал, но почему стаявшая сейчас перед ним убитая горем старуха говорит так же как она?

— Что у вас случилось?-

— Моя, наша дочь Настя, сейчас находится… — То, что далее говорила Плотникова, он уже не слышал. Теперь Калинков понял, что заставило его отложить всё на потом и самому взяться за операцию. Он увидел, но не придал значения тому сходству, о котором лишь догадывался. Пациентка до боли походила на свою мать — Татьяну Фёдоровну, а вот нос и скулы достались ей от отца, он стоит отдать ему должное, выглядел мужественно, одной рукой практически на весу держал жену, а второй вытирал мокрые глаза.

— Вот Евгений Олегович, возьмите. Берите, берите, сейчас время такое берут все, и вы возьмите, только, пожалуйста, ради Бога прошу вас… — Она медленно опустилась на колени, а в ладонях держала протянутую завёрнутую в газету толстую пачку денег, и папку.

— Татьяна Фёдоровна прекратите это немедленно, слышите меня?-

— У нас больше ничего нет, здесь документы на квартиру и, и, деньги. Возьмите, пожалуйста, только спасите нашу Настю, умоляю вас, спасите… — Дальше разобрать бессвязную речь было невозможно. Плотникова плакала не в силах совладать со своей материнской слабостью к своему ребёнку, что находился при смерти. Чем сильнее она пыталась «взять себя в руки», тем менее понятливым становился её диалог.

— Так дело не пойдёт. Вы Владимир? — Он вспомнил имя мужа Плотниковой чисто спонтанно, ведь всегда на всех корпоративных застольях и банкетах Татьяна Фёдоровна появлялась с ним, как и подобает замужней женщине.