«Пора закругляться», – подумал Дамфельд и подошел к механику, который разогнулся над капотом и вновь принялся мять в руках свое не очень свежее полотенце.

– Все починил, господин майор, – сообщил механик, – попробуйте завести машину.

Машина завелась, что называется, с пол-оборота.

– Какие были неполадки? – встав спиной к зданию рядом с механиком, спросил Дамфельд таким тоном, что сразу становилось понятно: ответа на свой вопрос он не ждет.

При этом он испачкал руку, опершись о капот. Расстроенно качая головой, майор посмотрел на свою ладонь и взял у лысого механика полотенце. С брезгливым выражением на лице Дамфельд принялся тщательно вытирать руки. Затем он вернул полотенце и пошел к водительской двери.

Машинально взглянул на циферблат часов. Стрелки показывали четырнадцать часов. Два часа назад он еще разговаривал с обер-лейтенантом Отто фон Кампом, которого тогда увидел впервые в жизни и который играл теперь значительную роль в его рискованном плане. Если все пойдет нормально, то уже через час состоится их новая встреча. Надо будет «прощупать» летчика, используя полученные из личного дела данные, но очень осторожно и аккуратно.

Тем временем механик закрыл капот и отошел в сторону. Дамфельд сел на сиденье, захлопнул дверцу и на большой скорости поехал прочь. Но примерно через километр он свернул в узкий переулок, остановился и закурил.

Его рука с сигаретой слегка подрагивала, и, в общем-то, было от чего. Несколько минут назад он практически на глазах у десятков сотрудников Абвера передал вместе с грязным полотенцем комочек мятой бумаги. Это было срочное зашифрованное донесение, адресованное руководству одного из отделов советской разведки. А возвращавшийся в данный момент с флегматичным лицом в гараж лысый механик Макс являлся связником и одновременно радистом. Треугольники и параллелепипеды, изображенные на бумажке, сообщали о крайней срочности и чрезвычайной важности шифровки. Да и сама встреча агента со связником, рушившая до основания все мыслимые и немыслимые представления о конспирации, говорила о многом.

Поэтому Дамфельд не сомневался, что информация будет передана Максом при первой же возможности. Но Центру на принятие решения потребуется время. А времени-то как раз было совсем немного. И в своей шифровке майор советской разведки Андрей Глебович Седов, он же Дамфельд, сообщал, что, учитывая исключительный характер сложившейся ситуации, начинает действовать самостоятельно и без промедления.

Он решил любой ценой окончательно уничтожить сбитый немцами бомбардировщик и не сомневался в правильности принятого решения! Рано или поздно Москва получит и из других источников информацию о событиях прошедшей ночи, и его, Седова, действия наверняка будут признаны целесообразными. А нет, так нет. Он внутренне чувствовал, что делает все верно. Хотя если бы удалось завладеть бомбовым прицелом, а потом передать его в Центр, то о лучшем нельзя было и мечтать. И Москва, скорее всего, отдаст именно такой приказ…

Догоревшая сигарета обожгла указательный и средний пальцы и прервала размышления Седова. Он выбросил окурок и нажал на педаль газа. Машина выехала из переулка, свернула направо и, набирая скорость, устремилась в сторону злополучного аэродрома.

А там в это время события развивались стремительно. Сразу после полудня наладили телефонную связь с Берлином. Полковник Вермахта передал полученную с помощью шнапса от коменданта аэродрома и слегка отредактированную информацию о ночном бое, потерях и разрушениях.

Ровно в тринадцать ноль-ноль на двух машинах приехали генерал Штернхофф из штаба Люфтваффе и штандартенфюрер СС Клотцер из гестапо. Их сопровождал грузовик интендантской службы, загруженный под завязку упаковками с сухим пайком. Тотчас следом прибыла рота инженерно-саперного батальона.

Один взвод прямо в поле, в пятистах метрах от изрытой воронками взлетно-посадочной полосы, принялся сноровисто устанавливать большие брезентовые палатки, которые должны были заменить оставшимся в живых и вновь прибывшим разрушенные казармы. Самую большую палатку установили в середине и обозначили штабной.

Еще два взвода выдвинулись в сторону зарывшегося в грунт фюзеляжа неопознанного бомбардировщика. Часть саперов проверяла землю миноискателями. Остальные принялись натягивать сверху над металлическим корпусом маскировочную сеть, чтобы объект не был заметен с воздуха. Когда с этим делом было покончено, в радиусе пятидесяти метров началась установка проволочных заграждений. Готовые деревянные столбы и мотки с колючей проволокой были выгружены из грузовиков, и дело пошло.

Генерал Штернхофф тем временем устроил разнос всем оказавшимся поблизости офицерам. Громовые раскаты его голоса были, наверное, слышны на побережье Северного моря. От природы тучный, он так разошелся, что его и без того красное лицо стало фиолетовым, а маленькие глазки, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

Не удивительно, что мирно дремавший под березой Отто фон Камп проснулся. И именно в тот момент, когда генерал, постепенно переходивший с баса на фальцет, вдруг резко замолк, словно из него выпустили весь воздух. Только грудь под генеральским мундиром часто вздымалась и опускалась да маленькие глазки злобно вращались по сторонам. Отто протер глаза и привел в порядок обмундирование. Затем, незаметно для окружающих, спустился с холма и с решительным видом направился в сторону генерала-громовержца, заходя последнему со спины.

– Командир второй эскадрильи обер-лейтенант фон Камп! – громко и четко доложил Отто, внезапно представ перед генералом и вытянувшись в струнку.

Генерал от неожиданности дернулся всем телом и, беззвучно шевеля губами, устремил тяжелый взгляд на Отто. Затем с какой-то безнадежностью махнул рукой, словно призывая присутствующих за собой, и пошел в сторону штабной палатки. Адъютант в звании лейтенанта откинул полог, пропуская генерала внутрь, и юркнул следом.

Внутри находился почти неповрежденный и тщательно протертый письменный стол, который саперы вытащили из-под развалин штаба. Вместо стула установили березовый пень, больше напоминавший плаху, на которой рубят головы. Видимо, у генерала в голове тоже появились какие-то ассоциации. Он посмотрел сначала на пень, потом перевел взгляд на своего адъютанта.

Последний среагировал молниеносно. В руках у него откуда-то материализовался кусок плотной ткани размером приблизительно метр на метр и почему-то ярко-желтого цвета. Еще через секунду пень был полностью накрыт и исчез под желтой тряпкой. Генерал что-то одобрительно проворчал себе под нос и уселся на импровизированный стул, положив руки на стол. Совещание началось.

Провели перекличку. Выяснилось, что самым старшим по воинскому званию из строевых офицеров, служивших на аэродроме и оставшихся в живых после событий прошедшей ночи, на данный момент является обер-лейтенант фон Камп. Генерал назначил его временно исполнять обязанности командира части и коменданта аэродрома одновременно. Бывший комендант был отправлен генералом под арест на гауптвахту, роль которой исполняла палатка, расположенная рядом со штабной.