первый взгляд, конкретная. Камеры через каждый метр. Люди. Ах, ещё и собаки. Окопался Платон. Только кого ему бояться, кроме меня, да и я почти безвредный… пока.

Домишко-то расцвел. Крыша, стены. Хорошо брат бизнес поставил. Это я в халупе ошивался и не замечал, что это халупа. А брат любит новые веяния, комфорт любит. Я-то не против. Все в дом, уже хорошо, жилка хозяйственная — она в крови нашей.

Ворота полезли открываться. Сразу за воротами орлы. Когда-то мои. Сейчас — разбираться надо. Чьи?

Один с доберманами. Новый. Рожа незнакомая. Наёмник.

Въехали. Я доброго дядю корчу, вышел из машины. Руку никто не протягивает. На лицах холодные выражения. Понятно, кто под камерами бросится мне свой респект выказывать. У них тут другой босс, походу. Я тоже так могу, но не время пока. После поменяется. Ни у одной падлы бровя не дрогнула. Что ж, ребята, тем для вас хуже.

Прошел на крыльцо. Стоит здоровенный детина. Я не маленький, а этот в полтора раза меня больше. Руки развел, мол, поднимай клешни, шмонать буду.

Я поднял, не жалко. Он пошел по телу ловко пальцами суетиться.

— Может, и подрочишь заодно, самому лень, а тут такой случай.

Тот криво губу выгнул:

— Пошути ещё.

Я улыбнулся сладко и не стал расписывать так сразу всю его дальнейшую участь. Незачем раньше времени народ пугать, но пальцы шелудивые его подсказали, хозяину верен. Щупает знатно. Полноценно.

— Прошу, — указал на дверь.

Я шагнул, обернулся, амбал Костю пальцем остановил.

Это ещё не жопа, но, кажется, начинается.

Куда идти знаю, от двери по коридору большая гостиная. Да, внутри тоже все по последнему слову. На что только люди деньги тратят, на всякую хуету. Я б вот картиночки эти уже сегодня поснимал.

Вхожу в гостиную.

Платон.

Стоит, бля, что тот царь. Долго, видать готовился, позы подбирал. А как был маленький и тщедушный, так и остался. В этом мы с ним сильно разные.

— Какие люди! — раскрыл братские объятия. Я подошёл. Обнялись. А вот он не тщательно меня обнял, хоть и старался. — Ждали тебя, но, честно сказать, не сегодня.

— День раньше, день позже. По сравнению с пятнадцатью годами, скажи ведь, какая мелочь.

Окопался. В гостиной помпезно, торжественно как-то, видно для приемов. Я по сторонам зенками вожу, а Платон на меня.

— Дом-то, кажется, на меня записан, — говорю как бы про между прочим.

— Конечно, на тебя, брат. Дом жетвой.

Не полез в бутылку. Знак плохой. Уж больно быстро согласился.

— Красиво ты тут все обустроил.

— Ну, так старался, ты, думаю, выйдешь, оценишь. Да что это мы стоим, пошли, — указал на соседнюю комнату. Там столовая.

Дом мой, только, как видно, я тут давно не хозяин. Приглашают меня. А и пойду. Не сахарный.

— Так ты, как откинулся, сразу ко мне, я так понял. Приятно. Не забываешь брата.

Мы вошли в столовую. Платон указал на стул.

Я задержался малость и сел. Вижу, передачи вверенных когда-то полномочий не намечается.

Брат сел напротив, сложил руки на столе и несколько долгих секунд выдержал паузу. Хоть и не ждал меня, но к спектаклю, видно, давно готовился.

— Федя, не буду ходить вокруг, скажу как есть, свое к тебе предложение.

— Ну, давай, послушаю, — говорю, а сам уже слышу за дверью кто-то притаился, сигнала ждёт.

— Власть, сам понимаешь, вот прямо сейчас отдать не могу. Много людей новых на меня работают. Я их за столько лет собрал, обучил и считаю это своей заслугой. То, что при тебе было, того уже нет. Все по-другому, Федя.

— Думаешь, я пришел, чтобы тебя потеснить?

— А разве нет?

— Значит, ты во мне только конкурента видишь и больше ничего?

— Ты мне брат и я рад тебя видеть как брата. Только и всего. Как конкурента — не рад. Извини. Поэтому, чтобы разойтись нам полюбовно и с малыми потерями, предлагаю вот что… Толян!

Дверь открылась, на пороге здоровяк, который меня обыскивал. В руке держит кейс. Вошёл. Остановился у стола, положил кейс. Платон показал взглядом, чтобы открыл. Щёлкнул замок, крышку откинули, в кейсе бабло. Пачки баксов.

— Тут миллион, — братишка на меня смотрит, реакцию оценивает, глазками сверлит.

У меня вроде выражение спокойное должно быть. Прищурился.

— Дёшево ты решил меня слить.

Лицо Платона сразу стало суровым.

— Бери деньги, Федя, другого предложения не будет. Ещё квартира с полным фаршем в элитке, сюда же. Специально для тебя купил, обустроил.

Сижу, челюстью двигаю, выказываю типа недовольство. Амбал достал из кармана и кинул на стол ключи.

Теперь я тяну. Пусть думают, будто сомневаюсь. Мне их власть на хер не всралась.

— Ну, что ж, за предложение спасибо, — говорю спокойно, чувствую жопой, что-то не то и этот сейчас прислужник из пёсика в пса превратится, — мне, брат, власть сейчас никакая не нужна. Хочу с чистого листа жизнь начать.

— Это ты правильно решил, — Платон даже вздохнул облегчённо.

Понятное дело, родного брата убивать ему не хочется и я ему такой возможности не предоставлю. Это я его убью, потом. Придет время. Но не сегодня.

Торопливый цокот каблуков справа. Я напрягся, Платон тоже, парнишка-охранник руку положил на бедро, дёрнул пальцами. Нервничает. Шаги уже близко. У меня внутри ядом полилось. В желудке кислота забурлила.

— Федя?

Медленно, со всей силы, медленно оборачиваюсь…

— Здравствуй, Мария.

Она смутилась, кинула взгляд на Платона, словно спрашивая разрешения, потом снова на меня.

— Ты уже… освободился?

— Да, вот пришел, проведать брата. Ну, что Платон, значит договорились? Приятно было вас всех увидеть, — я протянул руку брату, он быстро пожал мою.

Кейс защёлкнули, подтолкнули ко мне. Я взялся за ручку. Кинул ещё один взгляд на Машу…. и пошел из гостиной.

Глава 9

Мчится десятка, увозит мои, пока ещё живые кости, от моего же дома. Подальше отъехали, говорю Костяну:

— Останови где-нибудь.

— На обочине?

— Да, на обочине! — выкрикнул.

Он вырулил, остановился.

Сижу, тупо вперёд смотрю, словно по башке стукнутый. Ну, вот и произошла встреча, о которой я, день в день, пятнадцать лет мечтал. И что? Сука! И что, мать твою!

А ничего. Прижал хвост, взял баблишко и пошел восвояси.

Испугался. Свежа ещё в памяти решеточка, железная кровать и вонючее очко. Давят воспоминания позавчерашнего дня. Когда за стеной, за забором, за колючей проволокой. Без солнца, без воздуха, мать его, без свободы. Когда хочется просочиться, пролезть туда, сквозь прутья решётки. Хоть как-нибудь, хоть кем, муравьём, молью, червём поганым… лишь бы воздуха свободного вдохнуть.

На хрена