– Мои клиенты подождут, – пожал плечами Фердинан Питель.

– Ах, понятно, месье Муазан! Вы собираете материал для мемуаров! – воскликнул Люка Лефлоик. – А я-то думал, что вы составляете железнодорожный справочник.

– Да он же зловреднее фликов! – возмутился Гаэтан Ларю. – Вы подумайте: работаю я на сносе Счетной палаты – на ее месте, кстати, будут строить вокзал, – обрезаю сучьев сколько надо, дневную норму выполняю – и свободен, и никому не обязан отчитываться о своих перемещениях! А вы, стало быть, шпионите!

– Как вы полагаете, что у нас под ногами? – осведомился Жорж Муазан, пропустив упрек мимо ушей.

– Земля, что ж еще?

– Видите трещину сантиметров двух шириной посередине этой плиты? Так вот, перед вами вход в убежище крысы. А знаете, сколько у нее там детенышей? Семь! И я намерен разобраться с этими паразитами. Пара капель стрихнина – и прощай, любовь, прощай, жизнь!

– Что за гнусность! – выпалила Ангела Фруэн. – Вы отвратительны! Не трогайте бедных зверюшек, они никому вреда не причиняют!

– А чума? Вы об этом подумали?

– Сами вы чума! – вмешался Гаэтан Ларю. – Вот уж я тоже вам не позволю травить ядом несчастных животных, убийца! Только попробуйте – уши отчикаю садовыми ножницами, благо навык есть! Когда Счетную палату рушили, уж я насмотрелся, как оттуда изгоняют сотни невинных божьих тварей – кошек, куниц, кроликов, ужей. Я даже лису там видел!

Тем временем Люка Лефлоик на зависть соседям продал две гравюры благочестивого содержания. Гаэтан Ларю покосился на Фюльбера Ботье, снова взявшегося наводить порядок на своей стойке (там и так все было идеально, но Фюльберу, раздосадованному тем, что торговля совсем не идет, требовалось какое-нибудь успокаивающее занятие), и возвел очи горе:

– А вы всё книжки переставляете! У вас невроз, что ли?

– Я сортирую заказы, – буркнул отчаявшийся букинист. Нарастающее раздражение мог унять только стакан грога. Но прежде чем отправиться в кафе, он подергал за рукав Жоржа Муазана, который увлеченно вертел в пальцах перо – предмет не менее дорогой его сердцу, чем зеленый блокнот. – Когда вы уже наконец найдете то, о чем я просил? Когда рак на горе свистнет? Дело, знаете ли, срочное, а вы меня уже давно кормите обещаниями.

– Я ищу, дружище, ищу. И найду непременно. Оставлю у Лефлоика по дороге на вокзал, а с вами потом рассчитаемся. Один нотариус из Кана связался со мной и сказал, что мне отписана целая библиотека по завещанию. Жуткое везение! Я уезжаю завтра утром. Вернусь, наверное, на следующей неделе.

– Что ж, вам стоит поторопиться, потому что терпение мое не безгранично… Да перестаньте вы шамкать и причмокивать – это отвратительно!

– Я себе клык сломал. Дантист выдернул корень и поставил искусственный зуб на штифте, а он шатается – ужасно неприятно.

– Что за дантист? У меня кариес.

– Доктор Извергс. Принимает на улице Ренн, дом пятнадцать. Только сомневаюсь, что он станет возиться с вашими зубами. На вашем месте я бы сразу обзавелся вставной челюстью!

Они говорили слишком громко, как всегда, – Вонючка, Гаэтан Ларю, Фердинан Питель и Ангела Фруэн не упустили ни единого слова из этой перепалки.

– Я отлучусь ненадолго – извольте присмотреть одним глазком за моей стойкой, – бросил разъяренный Фюльбер Ботье Жоржу Муазану.

– Куда это вы намылились?

– Куда короли пешком ходят!

– Так уж и быть – одним присмотрю, но чтобы в оба глядеть – ни-ни! – рявкнул Жорж Муазан в спину Фюльберу – тот уже пробирался между фиакрами к кафе «Фрегат».

– Ну, дождя можно ожидать не раньше чем через два дня, зуб даю, – сообщил Люка Лефлоик, приложив руку козырьком ко лбу и вглядываясь в горизонт.

– С вами, конечно, хорошо, но у меня два матраса требуют починки, а все мои товарки уже за работой, – вздохнула Ангела Фруэн. – Что за жизнь – встаю ни свет ни заря, из-за того что детишкам нужно завтрак готовить, да и от улицы Ирландэ сюда путь неблизкий.

Под мостом чесальщицы уже вовсю набивали тюфяки водорослями и кресла конским волосом, но основная их работа заключалась в том, чтобы приводить в порядок старые матрасы. Сейчас одна из них откопала в слежавшейся шерсти набивки мужскую рубашку, и женщины, хохоча и побросав орудия труда, развлекались, обряжая в нее воображаемого щеголя.

Ангела схватилась за рукоятки своей импровизированной тележки.

– Салют честной компании. Кто со мной?

Жорж Муазан демонстративно отвернулся и принялся, покачивая драгоценным пером, обозревать ряды книг на своих полках. Ангела недобро на него покосилась:

– Этот паршивец считает себя важнючим барином! Понадергал себе перьев из петушиных хвостов и таким же петухом разгуливает!.. Ну вот, вспомнила некстати своего муженька-мерзавца. Знаете, как он с крысами расправлялся? Головы им отрубал сапожным резаком!

– Он у вас, что ли, сабо мастрячил? – уточнил Фердинан Питель.

– Точно. Вы же в этом понимаете, да? Негодяй бросил нас полгода назад, этот резак – все, что нам с малышами от него осталось. Далеко мы пойдем с таким-то богатым наследством.

Ангела направилась к лестнице, ведущей на берег, и Гаэтан помог ей спустить тележку по ступенькам. Он хорохорился и делал вид, что никуда не торопится, но на самом деле опасался взбучки от начальства за опоздание на строительную площадку, разбитую на месте снесенной Счетной палаты.

– А известно ли вам, что в начале улицы Бак некогда стояла казарма серых мушкетеров? Наш «Фрегат» увековечил память о самом что ни на есть настоящем фрегате, который был в давние времена пришвартован у Королевского моста и служил водолечебницей. Потом он сгорел, остов отогнали к набережной Жавель, а после и вовсе распилили. Да-да, любезный месье, тут кругом сплошь исторические достопримечательности! – просвещал владелец заведения какого-то англичанина в клетчатом костюме.

Фюльбер, пристроившись у витрины, откуда удобно было наблюдать за происходящим на набережной, поморщился: только что в кафе «Фрегат» заявился Фердинан Питель и нарушил его уединение.

– А это тоже историческая достопримечательность? – Сапожник насмешливо кивнул в сторону невероятно толстой женщины в красном фартуке. Она протискивалась между столиками с подносом.

– Что закажете, месье Ботье? – осведомился хозяин кафе, подошедший к ним.

– Горячий чай с ломтиком лимона. И добавьте туда много-много рома.

– А вы чего изволите, месье Вольтер? Да-да, вы на него ужасно похожи – его всегда изображают древним старикашкой, но у вас в точности такая же шустрая любопытная мордаха. Я ненароком услышал, как вы отозвались о моей жене, и должен заметить: не стоит смеяться над чужой внешностью. На вашем месте я бы побеспокоился о своей собственной. При таком хилом телосложении примете эдак ненароком на пустой желудок капельку красного винца – и пиши пропало. Видал я, как вы нынче утром на набережной в обморок грохнулись. Может, вам крепкого кофе подать?