Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— При чём здесь рассказ? — спросил я. — О чём рассказ?
— Дело в том, что я повар, — быстро сказал Галоша. — Понимаете?
Он снял колпак и покрутил его в руках. Я заглянул внутрь колпака. Там, понятно, ничего не было. Я собрался с мыслями и сказал:
— Закуривайте, товарищ Галоша.
— Что вы! Что вы! — крикнул Галоша. — Потап унюхает!!!
— Какой Потап? — удивился я. — Какой такой Потап?
Что вы ваньку валяете?
— При чём здесь Ванька? — удивился теперь Галоша. — Ванька домой уехал!
Я уже ничего не понимал и глядел на Галошу, как сыч на сову. Тогда Галоша подбросил вверх свой колпак, да так ловко, что колпак наделся прямо ему на макушку.
— Итак… — сказал Галоша.
Глава вторая, в которой Галоша исчезает
— Итак, — сказал Галоша, — всю жизнь я мечтал быть поваром. Мне хотелось готовить супы, салаты, фрикадельки и морковные соусы. Не подумайте, что я обжора. Это — моё искусство. Вы сочиняете рассказы, а я сочиняю морковные соусы.
— Понятно, — сказал я. — Понятно. А кто такой Потап?
Галоша не ответил.
— Да… — вздохнул он. — Всю жизнь я мечтал быть поваром, и моя мечта сбылась. Когда я приехал на заставу, всех пограничников построили, и капитан спросил:
«Есть ли среди вас настоящий повар?»
«Есть!» — крикнул я и шагнул вперёд.
Ответ понравился командиру. Он сказал мне:
«Молодец!»
Так я стал поваром на заставе. Живём мы, сами видите, в горах. Служить здесь трудно и есть хочется ужасно. Но я варил такие супы! Строил такие котлеты! И все были мной довольны, и я тоже был доволен, потому что сбылась моя мечта.
Был я доволен месяц, был я доволен другой, а потом я перестал быть доволен.
Как-то раз готовлю я суп-пюре из тыквы, а сам думаю:
«Что же это такое? Все пограничники как пограничники, а я повар. Они медали то и дело получают, а я поварёшкой размахиваю. Повар и повар, да ещё по фамилии Галоша. Обидно».
Вот как-то я дождался, пока капитан пообедает, и подошёл к нему:
«Товарищ капитан! Разрешите обратиться!»
И обратился. Так, мол, и так, поваром быть отказываюсь. Желаю принести пользу Родине, охраняя государственную границу.
«Голубчик Галоша, — сказал мне капитан, — повар — важная фигура в пограничном деле».
Вот как мне ответил капитан. Что называется, отбрил.
Галоша замолчал и грустно покачал головой. А я посмотрел ему в глаза и увидел в них большую печаль.
— Товарищ Галоша, — сказал я, — а всё-таки, кто такой Потаи.
Но не успел я задать этот вопрос, как где-то за окном грохнул выстрел. И Галоша тут же ударил себя по лбу.
— Ах я растяпа! — крикнул он. — У меня же соус подгорел!!!
Он вылетел из комнаты, хлопнув дверью, и крикнул напоследок:
— Прощай морковный соус!
Глава третья, в которой Потап никого не признаёт
«„Прощай морковный соус“? — удивился я. — Какой морковный соус? Это он меня, что ли, морковным соусом на звал? Ну нет, с Галошей с этим каши не сваришь. Во-первых, неясно, кто такой Потап, а во-вторых, что это за выстрел, который раздался за окном?»
Я вышел на крыльцо, чтобы узнать, откуда донёсся вы стрел.
На улице был уже вечер. Горы потемнели. В небе гуляли тёмные полосы. Во дворе заставы не видно было ни одного пограничника. Только стоял пустой зелёный автомобиль.
«Эк ведь куда меня занесло! — думал я. — Вон там, за этой горой, — чужая земля. Здесь — наша, там — чужая. Удивительно!»
Я присел на ступеньку и задумался, разглядывая вечерние горы. Густые тени лежали уже в ущельях, а скалы, кажется, чуть шевелились в сумерках. Постой-ка, что это на скале? Человек? Или это померещилось?
— Эхе-хе, — услышал вдруг я. — Соус-то мой подгорел.
— Галоша! Это вы?
— Так точно.
Галоша присел рядом на ступеньку, а я всё разглядывал скалы, но не видел там никакого человека. Померещилось, значит.
— Закуривайте, — сказал я Галоше.
— Не могу, не могу, — сказал Галоша. — Потаи унюхает!
— Тьфу ты! Совсем забыл про вашего Потапа.
Галоша помолчал немного, а потом снял с головы колпак и подбросил его вверх, да так ловко, что колпак наделся прямо ему на макушку.
— Ну вот, — сказал Галоша. — На границу командир меня не пустил, и я оставался по-прежнему поваром. И вдруг мне подвезло! Да! Мне подвезло, потому что уехал домой Ваня Фролов. Он уехал домой, а Потап остался беспризорным. Фролов-то был инструктор службы собак, а Потап — это наш лучший пёс!
— Ну, наконец-то! — сказал я. — А я-то думаю: кто такой Потап?
— Лучший пёс! И какой пёс! Грудь — колесом. Уши — столбом. Голова — булыжник, а на зубы смотреть страшно. А лапы! Мне бы такие лапы, я бы двухпудовые гири выжимал. Такому псу палец в рот не клади — мигом оттяпает!
И вот Потап остался беспризорным, и подойти к нему никто не может — всех перекусал! Подавай ему Фролова, а больше никого не признаёт.
Вот я слышу, командир говорит:
«Что делать с Потапом? Не ест, не пьёт и кусается. Пропадает пёс!»
Тут мне что-то в голову ударило.
«Как, — думаю, — пропадает? А я, Галоша, на что?»
— Ага! — прервал я рассказ повара. — Вот что, товарищ Галоша, давайте-ка пойдём в комнату. Что это мы на крыльце застряли? Слушать так слушать.
Глава четвёртая, в которой имеются сосиски
— Слушать так слушать, — сказал я, когда мы с Галошей вошли в комнату и сели у стола.
Галоша вздохнул, поглядел на часы и продолжал:
— Решил я с Потапом с этим подружиться. Человек я особый, пахну вкусно, и собакам это нравится.
Вот я положил в нагрудный карман две сосиски и пошёл к Потапу. Он жил в отдельном закутке в собачьем сарае. Прихожу и вижу: Потап лежит на полу скучный, только хвостом по полу похлопывает.
«Привет!» — говорю.
Но Потап даже глаз не открывает. А хвостом хлопать перестал.
Тогда я достаю из кармана одну сосиску — Потап открывает один глаз. Достаю другую — открывает другой. Спрятал я сосиски — Потап глаза закрыл. Достал — снова открыл.
«Ну, — думаю, — всё, голубчик! Попался!»
Вот я говорю Потапу:
«Ты да я — нас двое. И сосиски две. Поделим по-братски».