Идеально ровные белые стены, такой же потолок и застеленный светлым ламинатом пол на фоне двух закрытых дверей из матового стекла – даже штор на балконном блоке и окнах нет.

Чёрт, да тут так стерильно, будто и не живёт никто вовсе!

– Располагайся, – в абсолютном безразличии роняет Артём, прежде чем скрыться за одной из дверей.

Возвращается он буквально через минуту. В его руках два низких гранёных стакана и бутылка шотландского виски. Наполнив обе стеклянные посудины алкоголем, он оставляет бутылку прямо на полу, а один из стаканов протягивает мне, на что я недовольно морщусь.

Пить с ним я точно не собираюсь.

Тем более, мне за руль ещё садиться.

Как и ему, кстати!

Всё сказанное им прежде про ночь и прочее…

Полный бред!

А ещё запоздало, но вспоминаю, что не взяла с собой ровным счётом ничего, кроме пачки сигарет, оставшейся в кармане пиджака. Телефон – и тот остаётся в машине.

– Даже не думай напиться, – проговариваю строгим предупреждающим тоном. – Тебе меня ещё обратно везти.

Невзирая на его предыдущие высказывания и все мои шальные мысли, оставаться здесь до самого утра я точно не намерена.

– Останови меня, если сможешь, – бросает лениво в ответ Рупасов и тут же залпом опустошает один из стаканов в своей руке.

С несколько секунд мужчина прожигает меня презрительным взглядом, а после выпивает и вторую порцию, на что я устало вздыхаю, понимая, что спорить в данной ситуации точно бесполезно и глупо.

– Пешком дойду, если надо, – фыркаю и направляюсь на балкон.

Ночная прохлада нисколько не помогает справиться с разбушевавшимися эмоциями. Пальцы всё ещё подрагивают, когда я прикуриваю, отодвигая один из пластиковых блоков в сторону. Нет, меня не трогает сам факт того, что я нахожусь в квартире своего бывшего. И на самом деле нисколько не волнует, что скажет по этому поводу Рома. Всё, что действительно интересует в данный момент – зачем вообще Артём меня сюда притащил. Попросит прощения? Наверное, я ждала чего-то такого. Восемь лет назад. Или семь.

А теперь…

А что теперь?

Ничего.

Пустота.

В том числе в моей голове.

У меня просто-напросто не остаётся никаких сил пойти и завести разговор, чтобы узнать его собственные соображения по этому поводу. За прошедшие годы я не раз представляла, что скажу ему при встрече, несмотря на то, что тщательно избегала каждую из них. В голове не собирается ни единой мысли, которую можно было бы озвучить. Именно поэтому я продолжаю стоять и пялиться на городской вид с высоты восьмого этажа в надежде, что Рупасов соизволит начать первым.

Ожидание моё длится недолго.

Негромко хлопает дверь, отделяющая меня от остального пространства квартиры. Не оборачиваюсь. Продолжаю упрямо изучать то, что перед глазами, хотя и не вижу уже ничего. Слишком явно и остро чувствую, как шёпот сентябрьского ветра приносит аромат мужского парфюма в примеси спиртного.

Амбра с ванилью и мускусом, шотландский виски и горячее дыхание, обжигающее затылок своей близостью – всё это будит чересчур яркие воспоминания. Прошлое слепит похлеще дальнего по встречной на ночной трассе. И заставляет тонуть в этих ощущениях.

Мужчина ставит на подоконник передо мной стакан, снова наполненный виски, и кладёт обе ладони на край окна, заключая меня в своеобразный капкан из неприкасаемых объятий.

– До сих пор пользуешься им, – озвучиваю мысль о парфюме.

Когда-то я сама выбирала его…

Артём не отвечает, но по тому, как замирает его дыхание, понимаю – мужчина прекрасно знает, в чём истинный смысл моих слов.

– Выпей, станет легче, – проговаривает он тихо, спустя долгие секунды молчания.

Сигарета дотлевает сама по себе. Бросаю её в стакан, демонстрируя, что я думаю о сказанном им.

– Легче не будет никогда, – бросаю холодно. – По крайней мере, мне – так точно. А ты выпей ещё. Это же помогает!

Делаю шаг в сторону, намереваясь покинуть балкон, но Артём не позволяет, крепче сжимая пальцами белый пластик. Я же разворачиваюсь к нему лицом, собираясь раз и навсегда закончить со всем этим дерьмом, которым мы окружаем себя сами. Жаль, он не позволяет озвучить тот мысленный итог, к которому я наконец прихожу.

– Что мне сделать, чтобы ты перестала злиться? – спрашивает приглушённо. – Как всё исправить, Жень? Скажи, как всё вернуть.

Слишком подлые слова с его стороны…

Я вижу в синеве взгляда напротив столько искренности, что замираю в нерешительности, не зная, что следует ответить. Он застаёт меня врасплох. Уж лучше бы снова язвил или делал вид, что ему всё равно. Тогда мне не было бы снова так больно, как сейчас.

– Исправить можно поломанное радио или долбанный радиатор в твоей тачке. То, что мы натворили – не исправить, – проговариваю негромко и очень стараюсь, чтобы мой голос не дрожал так предательски, хотя и выходит хуже некуда. – Да и зачем? Только не говори мне, что спустя столько лет ты осознал свою вину и вообще готов быть отцом. Теперь, когда уже слишком поздно! – сама не осознаю, как перехожу на повышенные тона.

Подкатывающая истерика переполняет разум и буквально разрывает сознание, наполняя рассудок горечью того, что потеряли мы оба. И не только по его вине.

– Так что иди ты на хер со своими желаниями! – продолжаю на эмоциях. – Понял? Я тебя даже видеть и слышать не хочу, не то, что объяснять что-то, больше не имеющее значение! Ты всё испортил. Точка! Пиши некролог своим поздним сожалениям! – отталкиваю его от себя, предпринимая новую попытку уйти.

И обязательно ушла бы. Если бы одна его ладонь не уцепилась за талию, с силой впечатывая меня в мужское тело, в то время, как вторая обхватила за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.

– Да, я всё испортил. Но и твоя вина тоже есть, – жёстким, непреклонным тоном отзывается он. – Ты просто-напросто сбежала, не дав мне хоть немного времени опомниться. И где я должен был тебя искать, а? За восемьсот километров в городе, о котором ты раньше даже вслух не упоминала? Как ты, мать твою, это себе вообще представляешь, а, Жень? – его пальцы сжимаются на моём лице крепче, причиняя физическую боль, но и она не сравнится с той, которая растёт и крепнет во мне от каждой сказанной им фразы. – Ты, мать твою, не дала мне и шанса! Ты, мать твою, сделала аборт! Так кто из нас больше виноват в том, что нихера теперь не изменить, а?!

Молчу. Глотаю стекающие по щекам слёзы. И снова молчу. На большее не способна. Но Артёма это не устраивает. Он отпускает моё лицо, перехватывает за оба запястья и тащит в комнату, бесцеремонно швыряя на диван.

– Ты не уйдёшь отсюда, пока не скажешь мне абсолютно всё, что я хочу знать, – непримиримо проговаривает он. – Я слишком долго ждал этого долбанного дня, чтобы отпустить тебя просто так. Как ты, блядь вообще могла решиться на аборт?!