– Но у меня столько нет. – Ася еще немного попятилась, сделала вид, что споткнулась, наклонилась к песочнице и зачерпнула горсть песку. Тут же резко выпрямилась и швырнула песок в глаза долговязому, помня священное правило уличной драки – нападать на самого опасного противника.

Долговязый инстинктивно схватился руками за лицо, и она тут же использовала его временную слепоту – ударила ногой в самое уязвимое место.

И тут же бросилась бежать – к тому подъезду, который выходил на площадь.

Но не добежала.

Перед самым подъездом она налетела на толстяка, который каким-то непостижимым образом опередил ее. Он обхватил Асю поперек туловища, сжал с неожиданной силой и процедил, растягивая слова, подражая матерым уголовникам:

– Ты куда-а это собрала-ась? От нас не убежи-ишь.

Тут же рядом возник долговязый. Он был еще бледнее, чем прежде, но не хромал и не держался за поврежденное место. Крепкий, видать, паренек! Недооценила она его…

– Ну все, макака! – проговорил долговязый, схватив ее за шею. – Конец тебе пришел!

Он сдавил Асино горло, она задергалась, пытаясь сбросить ее руки. Воздуха не хватало, в глазах начало темнеть…

– Гоша, Гоша! – проговорил толстяк. – Не горячись. Нам что заказали – помнишь?

Руки на Асиной шее немного ослабели, она смогла вдохнуть.

Зато толстяк принялся шарить по ее телу.

Ася ударила его локтем. Без замаха, в солнечное сплетение, а потом, не прекращая движения, в челюсть.

В давние времена такому удару ее научил цыганенок Пашка, и этот удар не раз выручал ее в уличных потасовках. И на этот раз он достиг цели, толстяк охнул, дернулся и отпустил ее.

Но долговязый перехватил инициативу, зажал ее шею сгибом руки и сильно придавил, так что она едва не потеряла сознание. А тут и толстяк очухался, снова принялся шарить по телу, приговаривая непонятное:

– Да где же оно… куда же она его спрятала…

Ася поняла, что дело плохо. Эти двое не мелкие уличные хулиганы, а серьезные и опасные уголовники. И ей с ними не справиться.

Она попыталась расслабиться, чтобы потом, резко вывернувшись, выскользнуть из цепких потных рук.

И в это время рядом раздался странно знакомый голос:

– Ребятки, вы что это тут делаете? Вы зачем же девушку обижаете?

С трудом повернув голову, Ася увидела пожилого дядечку.

И тут же узнала его.

Это был тот самый немолодой рыболов, которого она встретила прошлой ночью на мосту. Тот, который вызвал по ее просьбе полицию. Только удочек у него сейчас не было, вместо них дядечка держал в руке деревянную тросточку.

– А тебе, дед, чего надо? – огрызнулся на него долговязый. – Проваливай, пока цел, а то мы тебе последние ноги обломаем. Ты вон и так еле ходишь, на палку опираешься, а мы тебя вообще в инвалидное кресло посадим.

– Что же вы, ребятки, такие невоспитанные? – закручинился прохожий. – Видно, папа с мамой в детстве мало вас пороли.

– Ты что, дед, совсем сбрендил? – рявкнул долговязый. – Я тебе сказал: проваливай! Нет, Вовчик, ты видел этого хмыря малахольного? Ну-ка, приложи его пару раз в воспитательных целях.

– Это мы мо-ожем, – проблеял толстяк, – это мы за-апросто. Это мы легко-о…

Он шагнул к дядечке и замахнулся. Но тут случилось что-то странное, можно даже сказать, удивительное: дедок чуть отступил в сторону, выставил перед собой свою трость… и толстяк, зацепившись за нее ногой, полетел на тротуар. Причем полетел качественно, так что попал лицом на край песочницы.

– Тебя что, Вовчик, ноги не держат? – удивленно проговорил долговязый.

Вовчик поднялся. По лицу его текла кровь, маленькие глазки пылали злобой.

– Это старикан мне палку под ноги сунул. – проговорил он со злобой и обидой. – Я ему сейчас покажу!

Он бросился на рыболова, размахивая кулаками, но тот опять немного отступил в сторону и неуловимым, молниеносным движением выбросил палку вперед. Толстяк охнул, свалился на спину и задрыгал в воздухе ногами, как перевернутый на спину жук. А пожилой дядечка оказался над ним и еще раз ткнул палкой, да так ловко, что Вовчик завыл от боли.

– Да ты что, Вовчик? – Долговязый удивленно уставился на своего приятеля. – Ты что – прикалываешься?

– Какой, блин, прикол? – пропыхтел Вовчик, с трудом восстановив дыхание и безуспешно пытаясь встать. – Мне этот старый козел, кажется, селезенку отбил…

Ася не стала ждать более удобного момента, она резко крутанулась вокруг своей оси, одновременно впиваясь зубами в руку долговязого. Тот взвыл и дернул другой рукой ее за волосы. Не знал он, видно, что первое правило, которое усвоила она в дворовом детстве, – ни за что не сдаваться. И если уж вцепилась зубами, то держать намертво, как бульдог.

Зубы у Аси были отличные – белые и крепкие, в жизни у стоматолога не была. От отца достались, говорила ей бабушка, хоть какая-то с него польза.

Сейчас Ася сжала зубы, не обращая внимания на боль, и с удовлетворением почувствовала во рту вкус чужой крови. Да еще и каблуком бандиту на ногу наступила, всем весом. Ему было не размахнуться, чтобы двинуть ей как следует по голове, так что пришлось отпустить ее волосы.

Толстый Вовчик стонал на асфальте, он был уже не боец. Дядечка-рыболов направился к ним, тогда Ася отпустила руку долговязого, кровь лилась сильно, видно, вену прокусила. Тот уставился на руку в оцепенении, Ася же бросилась бежать, не оглядываясь. Ничего, дядечка за себя постоять сумеет.

Первым, кто попался Асе в ресторане, был повар Жан. Он выглянул из кухни – черная лоснящаяся рожа в белом колпаке – и спросил:

– Как ты вчера, нормально?

– Твоими молитвами, – зло бросила Ася.

– Ты это, не дуйся. – Жан погладил ее по плечу. – Тут такой случай…

– Отвали от меня, бабник несчастный! – Ася сбросила его руку.

Злилась она не только за то, что вчера он не подвез ее до дома, злилась за то, что придется опять врать его жене Кате, которая увезла сейчас ребенка в Анапу и просила Асю присматривать за Жаном. Жили они в соседнем дворе, Катя призналась, что доверяет только Асе. И объяснила почему.

Она прекрасно знала вкусы своего мужа.

Жан был ребенок Олимпиады. Тогда, в восьмидесятом году, в Москву и Петербург (тогдашний Ленинград) приехало много чернокожих спортсменов. А через девять месяцев среди новорожденных оказался невиданный процент чернокожих мальчиков и девочек, среди которых и был Жан. Мама так и назвала его, в честь отца, бегуна из Франции. И хоть мать Жана была стопроцентно белой, ребенок у нее получился черный, как… ну да, вакса.

Жан вырос, окончил кулинарное училище, женился на Кате, мальчик у них получился довольно светленький. Очевидно, у предков Жана было принято многоженство, потому что он отчаянно бегал по бабам, ничего не мог с собой сделать. Нравились ему исключительно дебелые белокожие блондинки, так что насчет Аси его жена была совершенно спокойна. Поскандалив пару раз, Катя смирилась, только просила Асю проследить, чтобы ее муженек не слишком зарывался и домой никого не водил, а то перед соседями стыдно.