и цены! Вареная колбаса – два рубля и двадцать копеек за килограмм, полукопченая – три шестьдесят. Твердая – и вовсе пять. Теперь ясно, почему их не слишком покупают – пошикуй тут на 36 рублей. А с его тринадцатью и вовсе жопа. Сырое мясо тоже дорогое: говядина – рупь девяносто за килограмм, свинина – два. Причем, свинина очень жирная, и все с костями. А где же вырезка? Сыры стоили дешевле, но опять не по карману – три рубля за килограмм, хотя есть и по 2,60. Яйца – 90 копеек за десяток. Обойдя прилавки, Николай приобрел чай (48 копеек за пачку в 50 граммов), килограмм сахара-песка за 90 копеек (развесили в кулек), килограмм перловки – 26 копеек и та же упаковка, пшеничный нарезной батон за 13 копеек. Не удержался и купил сливочного масла, отдав 75 копеек – в отрезанном ему бруске оказалось чуть больше двухсот граммов. Итого два с половиной рубля как корова языком слизала, а ему жить еще двадцать дней. Хлеб и килька? Интереса ради Николай сходил к прилавку с рыбой. Килька и хамса наличествовали – по 12 копеек за килограмм. А еще имелась тюлька, но уже по 25. Бочковая селедка – рубль тридцать за кило. Огромный выбор мороженной рыбы – от минтая до палтуса, и стоит подешевле мяса – от 40 копеек за килограмм. Но рыбой сильно не наешься, к тому же ее лучше жарить, а для этого купить растительного масла. Его здесь продавали, наливая в банки покупателей. Полтора рубля за литр – грабеж! И мука понадобится…

Раздосадованный Лосев отправился домой. У подъезда его окликнула сидевшая на лавочке немолодая женщина.

– Боря? Коровка?

– Я, – ответил Николай.

– Давно тебя не видела, – сказала женщина. – С тех пор как мамку схоронили. Не узнаешь меня? Я Пантелеевна, соседка по площадке. Вышел погулять?

– В магазин ходил, – Лосев показал авоську.

– Сам, один? – изумилась Пантелеевна.

– А что такого? – Николай пожал плечами.

– Так раньше не ходил, – растерянно сказала женщина. – Только Ольга.

– Открою вам секрет, – Лосев наклонился к ней. – Я вдруг внезапно поумнел. Вот книжки стал читать. «Отцы и дети», например. Тургенев написал, Иван Сергеевич. Читали?

– Нет, – глаза у Пантелеевны ползли ко лбу.

– И зря, – укорил Лосев. – Книга интересная, полезная уму. Доброго вам дня!

Смеясь, он поднялся к себе, где поставил на плиту эмалированный чайник. Спичек в доме не имелось – наверное, от дебила прятали, но Лосев их купил, отдав за коробок копейку. Вода вскоре закипела. Лосев ополоснул фаянсовый чайник, бросил туда заварки и залил кипятком. Пока чай настаивался, пересыпал сахар из кулька в стеклянную банку (их нашлось несколько в буфете) и оставил на столе. Отрезал от батона толстый ломоть и намазал маслом. Спустя минуту он жадно ел, запивая бутерброд горячим, сладким чаем. Вкусно было так, что не передать словами. Свежий, еще теплый батон и натуральное коровье масло без добавок. В его времени уже не было такого.

Взгляд его рассеянно блуждал по кухне, пока не наткнулся на небольшую, продолговатую коробку, стоявшую сверху на буфете. Спереди ее закрывала ткань, а внизу имелась круглая, коричневая ручка. Николай встал и покрутил ее.

– Московское время десять часов, – сообщил ящик. – В эфире – новости.

«Приемник, – догадался Николай. – Но верней – радиоточка. Была и у нас такая, только выглядела по-другому». Он сходил в комнату, где выставил на будильнике правильное время – тот безбожно отставал, заодно завел пружину – это вам не электронные часы на батарейках. Воротившись в кухню, прослушал выпуск новостей. Трудящиеся СССР покоряли космос, занимались севом зерновых, выпускали трактора и автомобили, плавили металл, выполняя и перевыполняя планы. И все это, идя навстречу замечательной дате – 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции. «Так оно, вроде, в ноябре, – подумал Николай. – Что ж они в апреле надрываются?»

Рассуждать на эту тему он не стал. Новости закончились, и начался концерт. Приятный женский голос затянул:

С утра ты сегодня хмуришься

До сих пор, до сих пор

Молчишь, не глядишь и куришь всё.

Тянешь свой "Беломор".

А мне до тебя только шаг всего,

Только шаг небольшой.

Но как, научи, прошагать его,

Чтоб сказать: «Мой родной…»

Лосев заслушался. Песни этой он не помнил, но она ему однозначно нравилась. А певица продолжала убеждать:

Пусть в счастье сегодня не верится –

Не беда, беда!

Давай еще раз помиримся

Навсегда, навсегда!..

– Песню «Давай никогда не ссориться» исполнила Тамара Миансарова, – сообщил диктор. – Автор слов и музыки Юрий Цейтлин. А теперь…

Заправлены в планшеты

Космические карты, – запел мужской голос, –

И штурман уточняет

В последний раз маршрут.

Давайте-ка, ребята,

Закурим перед стартом:

У нас еще в запасе

Четырнадцать минут…

«Ни фига себе у них тут порядки! – подумал Лосев. – Курить перед стартом, да еще у ракеты, заправленной топливом? Дебилы…»[14] А певец продолжал:

Я верю, друзья,

Караваны ракет

Помчат нас вперед –

От звезды до звезды.

На пыльных тропинках

Далеких планет

Останутся наши следы…

«Ага! – хмыкнул Лосев. – Ваши… Американцы по Луне потопчутся. Хотя у нас, вроде, луноходы там ползали. Тоже наследили…» Он отрешился от концерта и подумал о другом. С одеждой нужно что-то делать. Ходить в трениках с вытянутыми коленками холодно, а в пальто он выглядит пугалом. Он разобрал принесенную опекуном одежду. Халат сходу отложил – не его фасон, а рубашки рассмотрел. Одна теплая, фланелевая, в сине-черную клетку. Другая просто белая с уже начавшим желтеть изнутри воротником. Не беда, прокипятит, добавив синьки, с простынями получилось хорошо. Они приобрели приятный глазу белый цвет, отдававший чуть голубизной. Ухватившись за мелькнувшую в голове мысль, Николай открыл буфет и достал початую коробку – вчера он использовал одну таблетку. «Синька для белья. Индиго, – сообщала надпись на упаковке. – 6 шт 30 гр». В буфете обнаружилась еще одна коробка синьки, эта непочатая.

«Цвет «индиго» – это джинсы», – вспомнил Николай. Он отправился в комнату, где достал из шкафа обнаруженный вчера белый материал. Разложил его на столе и пощупал. Плотный и довольно толстый. Для чего он понадобился матери Бори? «Дублерин[15]», – внезапно всплыло в голове. Слово это Лосев знал. В детстве мать учила его шить – она этим делом увлекалась. Не сказать, чтобы слишком преуспел, но строчить на машинке у Коли получалось. Лишь кроить не выходило, хотя мать показывала. Ладно, не боги джинсы шьют.

Николай убрал будильник и растянул ткань на столе. Достал из шкафа карандаш и линейку – они здесь имелись. В выдвижном ящике