Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но сегодняшнее послание отличалось от предыдущих тем, что в конверте прощупывалось что-то похожее на тонкую картонку. Неизвестный поклонник решил прислать ей поздравительную открытку? Странно, поводов для этого, насколько она знает, нет. Нора поднялась на свой этаж, открыла дверь и прямо в туфлях прошла на кухню, думая сразу же избавиться от нежеланного послания. Но, уже подняв крышку мусорного ведра, внезапно одумалась: неизвестно, как поведет себя в дальнейшем ее поклонник, какие у него помыслы. Может, потребуются доказательства его преследований на тот случай, если придется обратиться в полицию. Конечно, доводить ситуацию до крайности Нора не собиралась, но подстраховаться не мешало. Едва так подумав, она нервно усмехнулась: ей просто признаются в симпатии, а она уже видит в этом преследование. И все же она не выбросила конверт. Напротив, решительным движением оторвала сбоку край и вытащила сложенный вчетверо (как всегда!) листок с отпечатанным на нем текстом (аноним не желал открывать тайну своей личности даже через почерк), а затем – старую открытку с фотографией какой-то железнодорожной станции с множеством переплетающихся путей. «Узловая» – виднелась полустертая надпись на вывеске на деревянном домике крошечного вокзала.
Не удержавшись, Нора бегло пробежала взглядом текст, а затем перечитала его еще раз, уже внимательней. Сегодняшнее письмо кардинально отличалось от предыдущих тем, что на этот раз анонимный поклонник писал не о своих чувствах и не стихи, а вступил без приветствия, будто продолжил прерванный ненадолго разговор.
«…Как я уже тебе рассказывал в предыдущем письме, это место существует на самом деле. Место, где жизнь делает крутой вираж, сворачивает не на те рельсы и идет дальше вразрез всем расписаниям. Может быть, кем-то и когда-то так было запланировано. А может, все происходит случайно. Но как бы там ни было, оно существует. Я называю его про себя местом, где теряешь себя. В парке Тибидабо есть такой аттракцион – зеркальный лабиринт. Может, он называется по-другому, уже не помню, не в этом суть. Ты входишь в зеркальный коридор (на входе тебе выдают одноразовые перчатки, похожие на те, что есть в каждой овощной лавке, чтобы не оставлять следов. Не здесь ли уже ты начинаешь терять свою индивидуальность? Не оставлять следов…). Да, ты входишь в зеркальный коридор и идешь по нему в полумраке, выставив вперед ладони в прозрачных перчатках, а параллельно с тобой идут еще несколько таких же Ты. Ты идешь до тех пор, пока не упираешься руками в стеклянную стену, и тогда понимаешь, что коридор впереди – лишь иллюзия, отражение и тебе нужно искать другой поворот. Ты разворачиваешься, а вместе с тобой поворачивают и все твои другие Ты, и вы тычетесь в зеркальные стены до тех пор, пока одна из них действительно не оказывается коридором. И так до следующего тупика. А потом одна из зеркальных «улиц» выводит тебя в комнату кривых зеркал, в которых ты видишь свое искаженное изображение. Их так много – искаженных изображений, что ты начинаешь сомневаться, какая же ты на самом деле. Где ты – настоящая? И у тебя даже может возникнуть желание разбить все эти зеркала, уничтожить все твои другие «я», живущие в параллельных коридорах. Останавливает то, что ты не знаешь, какая из них останется и на самом ли деле она настоящая… Ты выходишь из этой комнаты, кивнув на прощание внезапно проявившемуся в одном из зеркал скелету. И торопишься попасть наружу, сдерживая желание разбить зеркала, уничтожить в них стеклянные перегородки, которые обманывают ложными выходами и множат твои «я».
Была ли ты в этом парке? Я так отчетливо представил тебя в том лабиринте, блуждающей по зеркальным улицам, что даже не сомневаюсь в том, что ты там была и хоть на мгновение, но испытала те же ощущения, что и я.
Но может, тебе по душе другая аллюзия? Эта старая открытка (кстати, русская, как и ты) попалась мне недавно между страниц одной из книг – словно ответ на мои мысли. И я посчитал это знаком. У этого места даже есть название, которое я, не владеющий твоим языком, не могу правильно прочитать. Может, оно тебе окажется больше по душе. Место, где связываются в узлы нити-дороги.
Но неважно, какое сравнение тебе больше нравится. Главное то, что ты – та, которая однажды потеряла себя настоящую. Я осмелюсь это утверждать, хоть и не настолько хорошо тебя знаю. Когда-то ты заблудилась в зеркальных коридорах. Или, если тебе так больше нравится, когда-то в твоей жизни что-то произошло, что перевело стрелку и направило состав на другой путь. Возможно, ты так решила сама. Я не знаю твоего прошлого, откуда ты тут появилась и почему. Но почти уверен, что ты – та, которая однажды потеряла себя настоящую. Откуда взялась такая уверенность, на чем она основана? Ни на чем, кроме моей интуиции и узнавания себе подобного. Я тоже однажды потерял себя настоящего.
Возможно, ты сочтешь мои слова абсурдными, припишешь их нездоровому человеку, чудаку. Пусть. Но если они тебя заставят задуматься (после того как вызовут у тебя негодование, может, злость и отрицание), если помогут тебе когда-нибудь найти себя настоящую, я буду счастлив. Сделай это ради себя и ради тех, кто так и не смог найти себя, кто позволил «копии» заменить настоящее «я».
Разбей зеркала на этой проклятой улице!»
Листок, когда Нора перечитывала его во второй раз, дрожал в ее руках. И вдруг она, повинуясь внезапно обрушившемуся на нее страху, отшвырнула письмо, будто оно обожгло ей руки. И еще долго в растерянности, часто дыша, смотрела на прямоугольный лист бумаги, лежащий перед ней на полу. Сомнений почти не осталось: человек, пишущий ей, нездоров душевно. Быть преследуемой душевнобольным – этого ей еще не хватало! Нора почувствовала, как по спине, вызвав озноб, прошла волна холода. Но напугала ее не столько мысль о том, что ее тайный поклонник, возможно, нездоровый человек, сколько проницательность автора письма: Нора не так давно была в парке Тибидабо в зеркальном лабиринте и действительно испытала нечто похожее на то, что описал в своем письме неизвестный. Откуда он мог это знать? Девушка обняла себя руками и опасливо покосилась на листок. Ей захотелось немедленно выбросить его, но она пересилила себя, подняла и убрала вместе с открыткой обратно в конверт, который затем положила в кухонный ящик под стопку полотенец. Пусть лежит.
Территория за зданием больше походила на городской парк, чем на больничный сквер. Аккуратно подметенные дорожки извивались между цветущими клумбами, засаженными анютиными глазками, бархатцами и петуниями. Высокие свечи тополей, стоящие в позолоченных канделябрах уже опавшей листвы, подпирали чистое синее, с белыми росчерками облаков небо и снисходительно поглядывали на более низкие липы и клены, отбрасывающие на пока еще зеленые газоны не только веснушки осыпавшейся листвы, но и – в солнечный день – разлапистые тени. Два белых мраморных льва сторожили, словно вход в сокровищницу, трехступенчатую широкую лестницу, ведущую к фонтану в круглой окантовке небольшого бассейна. Кира уже знала, что зданию больницы более сотни лет. Когда-то это была загородная летняя резиденция одного столичного генерала. И трехэтажное здание, формой напоминающее букву «П», и парк за ним, куда выходили окна средней части, и львы, и фонтан принадлежали еще его семье. После революции поместье было национализировано и отдано вначале под туберкулезный диспансер, потом, в военное время, под госпиталь, а с начала пятидесятых и по сей день в здании располагалась больница.