Анна Ларина пронесла в своей памяти письмо мужа через 17 лет тюрьмы, лагерей и ссылки и в 1961 году, когда пересматривались процессы 1930-х годов, впервые передала его в ЦК. Ей сказали, что вопрос о реабилитации Бухарина будет решен в ближайшем будущем, однако тогда ни Бухарина, ни Рыкова не реабилитировали. Н.С. Хрущев говорил: «Я сам знаю, что они ни в чем не виноваты, но пока не время…» А «не время» заключалось в следующем. По неписаным правилам КПСС, «ошибаться» могли лишь отдельные ее руководители; сама же партия не ошибалась никогда: пересмотреть решения пленума означало страшную вещь – усомниться в законности решений партии. Реабилитация пришла только в 1988 году; Анна Михайловна дожила до этого времени.

27 февраля 1937 года:

На четвертый день пленума ЦК ВКП(б) А.И. Рыкова и Н.И. Бухарина пригласили на заседание комиссии пленума, посвященное их «делу». Под охраной в зал заседания ввели Сокольникова и Радека, которые стали обвинять Бухарина и Рыкова в контрреволюционной и антигосударственной деятельности. Измученный невыносимой обстановкой враждебности и политической изоляции, продолжавшейся уже в течение полугода, Бухарин не выдержал. Ему почудилось, что сейчас во всем разберутся, и он со слезами на глазах произнес сильную и эмоциональную речь. Реакция на нее в зале была достойна пера Шекспира.

Из стенограммы заседания:

«Бухарин. А голодовка, я и сейчас ее не отменил, я вам сказал, написал, почему я в отчаянии за нее схватился… потому что с такими обвинениями, какие на меня вешают, жить для меня невозможно. Я не могу выстрелить из револьвера, потому что скажут, что я-де самоубился, чтобы навредить партии, а если я умру, как от болезни, то что вы от этого теряете? (Смех).

Ворошилов: Подлость! Типун тебе на язык. Подло…

Бухарин: Но поймите, что мне тяжело жить.

Сталин: А нам легко?»

На предложение председателя комиссии А.И. Микояна чистосердечно признать свое «участие в антигосударственной деятельности» Бухарин ответил решительным отказом. В датированном тем же днем «Протоколе Комиссии ЦК по делу Бухарина и Рыкова» были зафиксированы предложения 35 членов Комиссии. За предложение: «Исключить из партии, предать суду с применением расстрела» высказались Николай Ежов, Дмитрий Мануильский, Николай Шверник, Александр Косарев и Семен Буденный. «За исключение и предание суду, но без расстрела» проголосовали Николай Антипов, Никита Хрущев, Матвей Шкирятов и Павел Постышев. «Прошло» получившее большинство голосов лицемерное предложение Иосифа Сталина: «Исключить из состава ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б), суду не предавать, а направить дело Бухарина – Рыкова в НКВД». Бухарин и Рыков были арестованы тут же, сразу же после окончания заседания. Бухарина и Рыкова после громкого политического процесса расстреляли 15 марта 1938 года. Из 35 членов Комиссии 14 вскоре были также репрессированы.

На призывы Сталина к усилению бдительности немедленно откликнулась советская пресса. В этот день в передовице «Правды», центрального органа ЦК ВКП(б), говорилось: «Коммунист-молчальник, знающий о происках врага и не ставящий об этом в известность свою организацию, уже не коммунист, а пособник врага». Посыпалось бессчетное число доносов – за подписью и анонимных. Когда-то по указу Петра Великого анонимные письма должны были сжигаться рукою палача, а в первом в мире государстве рабочих и крестьян с середины 1930-х и в течение почти 50 лет миллионы людей не могли отмыться от анонимных наветов.

1 марта 1937 года:

Как следовало из речи Вячеслава Молотова на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б), к 1 марта по статьям о контрреволюционных преступлениях в аппаратах 21 наркомата было осуждено: по Наркомату тяжелой промышленности – 585 человек, по Наркомату просвещения – 228, по Наркомату легкой промышленности 141, по Наркомату путей сообщения – 137, по Наркомату земледелия – 102 человека.

В. Молотов, кстати, на пленуме гневно обрушился на руководителей предприятий и ведомств, которые «не ведут еще настоящей активной борьбы по разоблачению вредительства». Его призыв «выкорчевывать» вредительство и решение Политбюро от 2 июля 1937 года «Об антисоветских элементах» положило начало волне массовых репрессий в СССР. По указанию Сталина 30 июля 1937 года Н. Ежов издал секретный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию кулаков, церковников… и других антисоветских элементов». Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило приказ. На репрессирование была составлена разнарядка и разослана на места. Свердловская область, например, должна была репрессировать 10 тысяч человек, из них – 4 тысячи расстрелять, 6 тысяч приговорить к 8-10 годам лагерей. В 1938 году еще обязали расстрелять 2 тысячи человек. На местах разнарядку, как и всякий план, тогда старались перевыполнить. Жертвы террора были лишены права на защиту, судилища были закрытыми.

3 марта 1937 года:

Сталин на продолжавшемся февральско-мартовском пленуме заявил: «Ни один вредитель не будет все время вредить, если он не хочет быть разоблаченным в самый короткий срок. Наоборот, настоящий вредитель должен время от времени показывать успехи в своей работе, ибо это – единственное средство сохраниться ему как вредителю, втереться в доверие и продолжать свою вредительскую работу».

Сталин также вкратце сказал о том, какой вред могут нанести «несколько человек шпионов где-нибудь в штабе армии», а Молотов прямо призвал к избиению военных кадров, обвиняя участников пленума, среди которых были и высшие военачальники страны, в нежелании развернуть борьбу против «врагов народа».

6 марта 1937 года:

В день окончания февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б), исключившего из партии Николая Бухарина и Алексея Рыкова, «Правда» вышла с передовой, частично пересказывавшей заключительное выступление товарища Сталина: «Решения пленума ЦК положат конец непростительной, идиотской беспечности некоторых руководителей, среди которых имеют хождение гнилые теории, будто с каждым успехом социалистического строительства утихает, смягчается острота борьбы агентуры капитализма против социализма».

* * *

Через неделю после ареста Бухарина его жена Анна Ларина, надеясь что-то узнать о Николае Ивановиче, позвонила по телефону, который ей дал начальник следственного отдела НКВД Борис Берман, проводивший обыск в квартире Бухариных. Ответил сам Берман, но, узнав голос Анны Михайловны, сказал, что Бермана нет на работе. Анна Михайловна звонила каждый день, и каждый день Берман говорил, что его нет, пока, наконец, Анна Михайловна не сорвалась и не закричала в трубку: «Зачем вы лжете! Я же узнаю ваш голос!» Берман мгновенно повесил трубку. Но в тот же день позвонил сам, наверняка с разрешения Ежова, продиктовал список книг, которые просил передать Николай Иванович. Анна Михайловна приехала на Лубянку, принявший ее следователь Коган расписывал, в каких отличных условиях содержится Николай Иванович, и вот, даже имеет возможность работать над книгой «Деградация культуры при фашизме». Анна Михайловна не выдержала и спросила: «Не кажется ли вам парадоксальным, что фашистский наймит Бухарин работает над антифашистской книгой?» Коган смутился. Прощаясь, он дал свой телефон Анне Михайловне и сказал, что она может недели через две позвонить ему. Ларина вспоминала: «Следователь крепко пожал мне руку, я взглянула на него и неожиданно увидела в его глазах неописуемую скорбь… Через две недели… я попыталась связаться с Коганом. После моих многократных звонков преемник Когана сообщил: “Следователь Коган в длительной командировке, звонить ему не имеет смысла”». Это означало, что Коган арестован. Немного позже был арестован и расстрелян Борис Берман.