– Это точно. Нажимай себе на спуск и все, – с тоской выдохнул Илья. – А ну-ка сними очки.

Рука Леонида медленно потянулась к очкам. В синих глазах застыло немое удивление.

Но Илье было плевать на глаза этого молодого парня. В данном случае – плевать.

– А теперь слушай меня внимательно… С этой минуты ты выполняешь все, что я тебе говорю, а свое мнение оставляешь при себе. Я решаю и буду решать – готов ты или нет, получится что из тебя или вообще ни хрена не получится. Понял?

Леонид молчал.

– Ничего ты не понял, – с чувством проговорил Илья. – Ладно. Пошли в кабак.

Илья выругался про себя. Эти синие глаза. Черт побери. Это было нехорошо. Если не сказать больше.

6

Заведение скорее походило на кафешку, чем на ресторан. Столики под открытым небом в десяти метрах от моря. За ними, около груды камней, раскинулся бар, возле которого на мангале готовились шашлыки и свежевыловленная рыба.

Между столиками дефилировала официантка. И суетиться в это время ей не приходилось. Людей в заведении было немного.

Илья с Леонидом могли в спокойной обстановке наслаждаться едой, пивом, плеском волн и тихой музыкой, лившейся из стоявших по углам стойки бара динамиков.

После двух бокалов пива к Леониду вернулось хорошее расположение духа, и он даже осмелился задать вопрос, который у него, кажется, вертелся на языке.

– Тебе многих пришлось убить?

Синие глаза так и распахнулись.

Илья неторопливо дожевал кусок рыбы и так же неторопливо ответил:

– Не помню. И не запоминаю.

– И тебе это удается? – не поверил Леонид.

– Смотря как к этому подходить, – философски заметил Илья.

– Ну, и как ты подходишь?

– Я поклонник буддизма.

– И при чем тут он? – Леонид оглянулся, словно последующий ответ не должен был услышать никто, кроме него самого; а затем, успокоенный, вновь обратил все внимание на Илью.

Илья не выражал никаких эмоций. Казалось, кроме еды, его ничего не занимает и не волнует.

– Я верю в переселение душ. Поэтому, убивая, я считаю, что даже помог человеку – быстрее закончить эту никчемную жизнь и начать новую.

– Вот так, – изумился Леонид. – Получается, что ты даже не убийца…

– Ну да. Получается, – согласился Илья, вытер салфеткой губы и подхватил бокал с пивом; а затем задал и свой вопрос: – А ты во что веришь, малыш?

– Я? – Леонид на секунду замялся. – Я атеист.

– Хм, – Илья сделал глоток и, причмокнув губами, покачал головой. – Атеист… Так не бывает. Каждый человек во что-то верит.

Он повернулся в сторону бара, как бы говоря, что больше говорить на эту тему не хочет. Продолжала звучать мягкая музыка. И казалось, что Илья прислушивается к ней. На самом деле это было не так. На самом деле он не прислушивался. Он приглядывался. И когда раздался голос Леонида, Илья понял, что объект его наблюдения оказался в поле зрения и его ученика.

– Вот это да! – приглушенно восхитился Леонид.

Илья обернулся:

– Нравится?

– Еще бы…

Илье она тоже нравилась. Среднего роста, с правильными чертами лица и с изумительной фигурой, шатенка.

Она появилась здесь несколько дней назад. Но Илья сразу же обратил на нее внимание. Она приходила сюда почти в одно и то же время. Всегда садилась за ближайший к бару столик. И всегда была одна. Сидела она до закрытия заведения. Попивала коктейль и о чем-то довольно напряженно думала. Работа мысли у нее была написана на лице.

Сегодня она вновь пришла сюда и села за свой столик, который был свободен. И принялась пить свой коктейль.

На знакомство с ней Илья почему-то не решился. Хотя, конечно, мог бы подойти и попытаться завязать отношения. Но почему-то не сделал этого. Что-то Илью останавливало.

А теперь он даже был рад, что не стал предпринимать попыток познакомиться. Он наблюдал, как неотрывно глазеет на прекрасное создание Леонид, и все больше убеждался, что поступил правильно.

Это хорошо, что девчонка понравилась парню. Это значит, что условие Родова насчет практики может быть выполнено в любой момент.

1

Вообще-то я не сразу предложил Сереге просмотреть диск Родова. Он все-таки был старлей, пусть и с внешностью пай-мальчика. И служил в органах. А на диске была записана не безобидная пирушка… Так что поначалу я хотел вообще обойтись без диска. Просто, задавая наводящие вопросы, прийти к тому, что меня интересовало. Никак не указывая на что-то, имеющееся у меня. А то чего доброго Серега не так меня поймет и заявит, что я скрываю преступление – на диске оно имело место. Так мне казалось.

Однако после того, как старлей ловко сунул купюры в карман своих брюк, я подумал, что, наверное, опасаюсь зря.

И Серега, словно уловив мои колебания, заявил:

– Я, в принципе, уже увольняюсь. Из милиции.

– Что так? – я с интересом посмотрел на собеседника.

– По состоянию здоровья, – небрежно бросил он и стал осматривать мою комнату, прохаживаясь по ней, как по залу музея.

Возле секции он остановился. И уставился сквозь стеклянные створки на содержимое бара. То, что там находилось, его заинтересовало, и через несколько секунд он одобрительно посмотрел на меня.

Надо же! По состоянию здоровья. С виду он был вполне здоров. Розовощекий. Живой блеск в глазах. Не хрипит, не кашляет. Да на нем пахать и пахать.

– И куда дальше? – я подошел к Сереге ближе.

– Да приглашает тут меня одна структурка. Деньжата обещает.

Вот! В структурке этой самой здоровье работать, конечно, позволяет.

– Выпьешь? – спросил я, видя, как Серега продолжает буравить взглядом содержимое моего бара.

Раз он увольняется, то чего уж усложнять!

Именно тогда я склонился к тому, что диск можно показать. Ведь этот консультант, можно сказать, уже старлей в запасе.

– Выпью, – охотно согласился гость. – И поем. Есть хочется неимоверно. Я тут с утра набегался…

Я подвинул к дивану журнальный столик. Поставил на него бутылку конька, бутылку вина, рюмки и двинулся на кухню за какой-нибудь закуской.

К тому времени, как я прикатил сервировочный столик из кухни в комнату, Серега успел откупорить коньяк и разлить напиток по рюмкам.

Завалить гостя закусками не получилось. Все-таки отсутствие женской руки ощущалось. Я нарезал колбасы, сыра, хлеба, открыл пару банок с ветчиной и шпротами.

Серега тем не менее выразил очень даже здоровый энтузиазм, оценив натюрморт. Он тоже был холостяк. Это нас сближало.