Когда бы Саид ни приезжал в Нью-Йорк, он останавливался в отеле «Хилтон». Роскошный пентхаус всегда оставался за ним, хотя и пустовал большую часть года. Апартаменты были оформлены в соответствии с его вкусами и отличались от его дома в Эль-Джаре, как небо от земли. Светлая деревянная мебель и абстрактные картины. Ему нравилось жить, в смене контрастов между Востоком и Западом, которые — каждый по-своему — тешили две стороны его натуры.

В который раз черные глаза невидяще уставились на море огней, подсвечивающих ночное небо. Немного погодя он повернулся к Клайву Дорсету и вытянул руку в жесте, выражающем смесь беспокойства и недоумения. Его околдовали эти невероятно синие глаза и белокурые волосы, и он никак не мог стряхнуть с себя наваждения. Саид хотел, чтобы сейчас она была здесь, с ним — в его постели. И чтобы он… Саид застонал, и Клайв Дорсет с тревогой посмотрел на него.

— Сэр? — тихо спросил он. — Что-нибудь случилось?

— Я просто не могу в это поверить! — воскликнул Саид и хрипло рассмеялся. — Должно быть, я утратил все навыки!

Клайв улыбнулся, но промолчал. Не его дело — соваться со своим мнением. Его дело — внимательно слушать работодателя и выполнять распоряжения.

Саид перевел лихорадочный взгляд на секретаря, пытаясь выбросить из памяти эту бледную красу. Он чувствовал, как жар желания воспламеняет кровь, заставляя ее звенеть в жилах.

— Ты ничего не говоришь, Клайв!

— Вы хотите, чтобы я говорил?

Саид глубоко втянул в себя воздух; его снова посетило непривычное ощущение, что ему перечат.

— Конечно, — холодно сказал он и, заметив нерешительный взгляд секретаря, тихо выругался на родном языке. — Неужели ты думаешь, что я настолько высокомерен и эгоистичен, что не снесу от тебя правды?

Клайв приподнял темные брови.

— Или моей интерпретации правды, сэр? У каждого человека своя правда.

Саид улыбнулся.

— Действительно. Порой ты говоришь как настоящий эльджарец! Так дай мне твою интерпретацию, Клайв. Почему я потерпел фиаско с этой женщиной? Раньше со мной такого никогда не случалось.

Переплетя длинные пальцы, Клайв задумчиво произнес:

— Всю вашу жизнь каждое ваше желание ловили на лету и моментально выполняли, сэр.

— Не всю. — Глаза Саида зловеще сузились. — Я узнал, почем фунт лиха, в Уэст-Пойнте!

— Да, — терпеливо согласился Клайв. — Но с тех пор как вы возмужали, вы ни в чем не знали отказа, сэр, с этим вы не будете спорить… — Он сделал паузу. — Особенно когда дело касалось женщин.

Саид медленно выдохнул. Может быть, на сей раз его просто раззадорило то, что впервые что-то ускользнуло от него? И ведь влечение было взаимным. Она боролась со своими порывами и желаниями, у него не было ни тени сомнения в этом. Когда он сжимал ее в объятиях, она хотела его с не меньшим пылом, чем он ее. Саид был уверен, что сегодня же будет заниматься любовью с ней, и теперь ощущал во рту незнакомый горький привкус разочарования.

— Как ее зовут? — спросил Клайв.

— Мей… — Но май — коварный месяц, вздрогнув, напомнил себе Саид.

— Может быть, она любит другого? — предположил Клайв.

— Нет. — Саид покачал головой. — У нее нет мужчины.

— Она сказала вам это?

Саид кивнул.

— Почти.

— Может быть, она просто… — Клайв помедлил, прежде чем договорить, — не находит вас привлекательным?

Он снисходительно улыбнулся.

— О, находит. — Саид приложил руку к сильно бьющемуся сердцу. — Еще как находит, — пробормотал он, вспоминая, как она льнула к нему. И ее реакция объяснялась не только сексуальным влечением — впрочем, нельзя отрицать, что и им тоже, — нет, это был голод, усиленный и подчеркнутый утонченной пыткой воздержанием.

Как и у него. Уже давно женщины так не возбуждали его. С тех пор как заболел отец и большая часть ответственности за страну тяжелой ношей легла на плечи Саида. У него просто не было времени предаваться удовольствиям. И ни одна женщина, понял он, не будила в нем настолько сильного желания.

Саид сглотнул. Его шелковые одежды пропитались ароматом ее духов. Это невыносимо!

Он велел слуге приготовить ванну с добавкой бергамотового масла. Оставшись один, Саид разделся и почувствовал себя совершенно раскованным в своей наготе. Его тело было цвета старого полированного дерева, точеные мышцы свидетельствовали о недюжинной силе и энергии.

Это было тренированное тело, хотя нога его ни разу в жизни не переступала порога гимнастического зала; с точки зрения людей вроде Саида, это занятие для самовлюбленных идиотов. Однако длинные мускулистые бедра свидетельствовали о серьезных физических упражнениях.

Особую страсть он питал к верховой езде, которая, как ничто другое, позволяла ему расслабиться. Моменты наивысшей свободы наступали, когда он скакал на своем любимом жеребце по солончакам Эль-Джара и теплый ветер развевал его черные волосы, а ноги крепко сжимали мощные бока Амаша.

Теплая душистая вода сняла часть напряжения, но не все и не надолго. Мей Хадсон и ее светлая красота занимали его мысли, рождая напряжение другого рода. Только огромным усилием воли он подавил вновь охватившее его вожделение. Нет, никогда раньше не терял он контроля над своим телом…

Может быть, подкупить ее? — как-то не всерьез подумал он. Завалить цветами? Или драгоценностями? Он задумчиво потер уже начинающий покрываться щетиной подбородок. Ни одной женщине не устоять перед блеском камней. Выбираясь из круглой ванны, он улыбался, и капельки воды бриллиантами сверкали на его темной гладкой коже.

Саид набросил на себя шелковый халат богатейшего алого цвета и прошел босиком через огромную гостиную в кабинет, где Клайв печатал что-то на машинке. Услышав шаги, тот поднял на него взгляд.

— Сэр?

— Оставь это, — мягко приказал Саид. — У меня есть для тебя другое дело.

— Сэр?

— Узнай, где живет Мей Хадсон. И где она работает.

Даже после часовой ванны и ромашкового чая Мей на удивление мало спала этой ночью. Особенно учитывая то, что предыдущая рабочая неделя выдалась очень тяжелой и что за два дня до свадьбы она провела бессонную ночь на девичнике у Джекки.

Большую часть ночи Мей ворочалась, терзаемая сожалениями. И пара черных глаз то и дело всплывала в ее тревожных видениях. Глаз, в которых сверкало невысказанное обещание. И еще тело, которое сулило неисчислимые удовольствия…

Она встала поздно и, еще не одевшись, услышала голос Моны, возбужденно выкрикивающей ее имя:

— Мей! Скорее! Мей!

— Иду.

Она быстро натянула старые джинсы и выцветшую голубую майку и вышла в гостиную, где соседка восторженно прижимала к груди огромнейший букет, состоящий из чайных роз в обрамлении крошечных синих васильков. От его благоухания голова у Мей закружилась, едва она переступила порог комнаты.