– За те восемь месяцев, что я здесь живу, никто не оставался у меня на ночь.

Я вспомнил слова Андреаса Гюллестада. На ночь у нее действительно никто не оставался, но вот днем… Таинственный гость Сары Сундквист тоже стал для меня загадкой.

7

Войдя в свой кабинет, я увидел на столе отчеты. Правда, они пока не очень мне помогли. Судмедэксперт со всей определенностью отрицал версию о том, что убийца мог стрелять из дома напротив. Харальда Олесена убили единственным выстрелом из пистолета «кольт» сорок пятого калибра с близкого расстояния. Пуля попала в сердце, вызвав мгновенную смерть. Других травм и повреждений на теле Олесена не обнаружили. Кроме того, судмедэксперт полагал, что смерть могла наступить вчера от восьми до одиннадцати вечера. Правда, показания соседей позволили сузить время смерти и даже установить его довольно точно: выстрел прогремел в четверть одиннадцатого.

Выписки из бюро актов гражданского состояния подтверждали то, что мне было уже известно. Харальд Олесен родился в 1895 году в семье известного фармацевта из Хамара. Он женился в 1923 году; они с женой прожили вместе сорок лет, вплоть до ее смерти. Она, дочь судовладельца, получила хорошее образование, но всю жизнь была домохозяйкой. У Олесена были старший брат и младшая сестра, но оба умерли раньше его. Поскольку его родители скончались уже давно, а детей у него не было, ближайшими родственниками и возможными наследниками считались племянница и племянник, жившие на западной оконечности Осло. После войны Харальд Олесен несколько раз переезжал с одной квартиры на другую, но с 1939 года жил в доме номер 25 на Кребс-Гате.

В полиции имелось досье только на Конрада Енсена. Как он и говорил, в 1945–1946 годах был осужден за государственную измену и полгода отсидел в тюрьме. Других преступлений за ним не значилось.

Естественно, в записях бюро актов гражданского состояния не имелось сведений ни об американце Дарреле Уильямсе, ни о шведке Саре Сундквист; что же касается норвежских граждан, данные лишь подтвердили то, что соседи покойного сообщили о себе сами. Ни о Конраде Енсене, ни о Карен Лунд я не узнал ничего нового. Зато выяснил один любопытный факт, связанный с Андреасом Гюллестадом. Оказывается, он взял это имя четыре года назад, а до того его звали Ивар А. Стурскуг. Впрочем, все остальные сведения совпадали с тем, что рассказал он сам. Его отец был богатым фермером из фюльке Оппланн; ему принадлежали значительные земельные и лесные владения, и он умер в 1941 году, в возрасте всего сорока восьми лет. Мать Андреаса Гюллестада скончалась в 1953 году. Андреас Гюллестад никогда не был женат, у него не было детей, а ближайшей родственницей в самом деле оказалась старшая сестра, которая жила в Йовике.

Самые любопытные сведения я получил относительно Кристиана Лунда. В графе «отец» в свидетельстве о рождении стоял прочерк, а мать была секретаршей из Драммена. Однако Кристиан Лунд либо не знал, либо не хотел мне рассказывать, что его мать в 1937–1945 годах состояла в «Национальном единении». В течение трех последних лет войны она работала на немцев и занимала несколько административных должностей. К выписке прилагался протокол ее допроса в связи с обвинением в государственной измене; после войны мать Кристиана Лунда приговорили к восьми месяцам заключения, но через четыре месяца освободили «за примерное поведение и учитывая наличие у нее малолетнего сына». В соответствии с документами, Кристиан Лунд появился на свет в Драммене 17 февраля 1941 года и был единственным ребенком у своей матери.

В результате я пришел к такому выводу: из всех соседей Олесена я должен в первую очередь еще раз допросить именно Кристиана Лунда. Ни у кого из соседей не было явного мотива для убийства Харальда Олесена. День не принес мне никаких откровений. Я вспомнил слова Даррела Уильямса о том, что Харальда Олесена последнее время что-то беспокоило. Его впечатление казалось вполне весомым – в конце концов, Харальда Олесена убили, – но я по-прежнему понятия не имел, с чем было связано беспокойство убитого. За неимением более веских улик, я решил назавтра постараться выяснить, что именно могло беспокоить Олесена в последний год жизни.

Не сразу, но мне все же удалось дозвониться до племянника Харальда Олесена. Иоаким Олесен, экономист по профессии, работал советником в министерстве финансов. Он уже ждал звонка из полиции и сразу же согласился на следующий день приехать для беседы в полицейское управление вместе с сестрой. Я заранее спросил фамилию лечащего врача Харальда Олесена и название его банка. Племянник ответил мне сразу же, не задумываясь. Следующие два звонка не принесли результатов – оказалось, что врач сам болен, а банк закрыт на учет.

Возвращаясь домой вечером второго дня расследования, я вынужден был признать, что ничего толком не выяснил. Поскольку никаких улик у меня не было, в главные подозреваемые я записал бывшего члена «Национального единения» Конрада Енсена. Впрочем, у него, как и у всех остальных жильцов, не было не только мотива и орудия, но также и возможности для убийства. Я по-прежнему понятия не имел, где их искать.

Короче говоря, субботних выпусков газет я ждал без всякой радости. Хотя расследование убийства предлагает массу возможностей, я рисковал попасть в опалу. Тогда я еще не догадывался о том, что вскоре не только столкнусь с коварным и расчетливым убийцей, но мне выпадет удовольствие сотрудничать с самой примечательной во всех отношениях личностью. Дома я долго и безрезультатно размышлял над делом в одиночку до тех пор, пока меня не одолел сон.

1

6 апреля 1968 года, в субботу, я проснулся раньше, чем собирался. Будильник поставил на восемь, но телефон разбудил меня за четверть часа до этого. Звонивший оказался упорным и не оставлял попыток, пока я с трудом не выбрался из кровати. Сняв трубку, услышал низкий властный голос, показавшийся мне смутно знакомым:

– Прошу прощения, что побеспокоил так рано, да еще в субботу, но дело, возможно, будет для тебя небезынтересным… Надеюсь, я говорю с инспектором уголовного розыска Колбьёрном Кристиансеном?

Подтвердив, что неизвестный угадал, я тряхнул головой, стараясь окончательно проснуться и вспомнить, где уже слышал этот голос. К счастью, мне не пришлось долго гадать.

– Говорит профессор Рагнар Сверре Боркман. Во-первых, позволь поздравить тебя с недавним повышением. Кстати, надеюсь, я могу по-прежнему обращаться к тебе на «ты»? Ведь ты помнишь, как я приходил к вам в гости, когда ты был еще малышом?

Конечно же я его помнил. Профессор Рагнар Боркман был плодовитым ученым и давним университетским другом моего отца. Хотя во времена моего детства он приходил к нам в гости не очень часто, его посещения всегда бывали памятными.

– Я звоню тебе в связи с убийством Харальда Олесена. Мне не хотелось бы, конечно, возбуждать ложные надежды, но мне кажется, что я смогу в каком-то смысле тебе помочь. Разумеется, только ты вправе делать выводы о том, стоит ли моя информация проверки; к тому же у тебя наверняка имеются другие важные зацепки.