Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Означало ли это, что Гитлер все-таки поставил не на ту лошадку, оказавшуюся темной?
Так ли оно, покажет время. А как раз его-то, необходимого для раздумий, оставалось все меньше и меньше.
Гельмут был в этом твердо уверен.
Схрон удалось обнаружить без особого труда по меткам на деревьях.
Майор знал заранее, где и как искать.
На случай вынужденного отхода разведчики всегда имели так называемый запасной вариант (или «нору», если на оперативном жаргоне), где можно было несколько дней спокойно отсидеться.
У Карела не было этих нескольких дней — всего лишь несколько часов.
Если бы он уходил сам, схрон бы не понадобился. Но майор был не один.
Женщина окончательно выбилась из сил. Последние несколько метров до спасительного убежища он тащил ее на себе.
Незаметный в земле люк поддался не сразу. Видимо «норой» давно не пользовались. Тем лучше. Значит, основные запасы не тронуты.
Карел помог Рите спуститься по каменной лестнице вниз. Затем вернулся на поверхность и, убедившись, что они не оставили после себя слишком явных следов, задраил люк.
Щелкнул маленький тумблер. В глубине убежища зажегся свет.
В углу уже трещал защищенный от сырости электрогенератор.
«Нора» представляла собой небольшое прямоугольное помещение с круглым столом посередине, длинной деревянной койкой у стены и шкафом, набитым всем необходимым.
Майор усадил женщину на узкую жесткую скамью и принялся методично осматривать содержимое ящиков.
Здесь было все самое необходимое: оружие, радиопередатчик, съестные припасы длительного хранения, зашифрованные карты и даже полный комплект эсэсовской полевой формы. Вот только размер слегка великоват, как видно, универсальный.
— Есть хочешь?
Рита отрицательно мотнула головой.
— Пить?
— Нет.
Карел придвинул к столу ящик с гранатами и, усевшись сверху, ловко открыл ножом банку немецкой тушенки марки «Вестфальский патриот». На темно-красном фоне был изображен Йозеф Геббельс, толкающий с трибуны пламенную речь.
Странный способ пропаганды национального патриотизма.
— Теперь спрашивай, — прожевав, пробурчал майор, думая о том, как там поживают его ранения.
Находясь в чужом теле, он, как обычно, не чувствовал боли, но донору придется несладко. Во всяком случае, на движениях ранения пока никак не сказывались.
— Кто вы? — едва слышно, прошептала Рита, не поднимая опущенной головы.
Нечесаные, слипшиеся волосы полностью скрывали ее бледное изможденное лицо. Карел решил соврать:
— Друг.
— Это я поняла.
— Меня просил позаботиться о тебе один... м... м... сослуживец. Может, вспомнишь своего одесского приятеля?
Женщина оживилась.
— Вас послал ко мне Карел?
— Ну да, мы служим в одном разведуправлении.
— Он жив, с ним все в порядке?
— Пока что да, хотя работенка у нас вредная.
— Расскажите мне о нем.
— Послушай, тебе мало того, что он тебя спас? Майор осекся.
Тема была скользкой. Как бы себя ненароком не выдать. Рите незачем знать всю правду. Если их все-таки схватят, то ей наверняка промоют мозги.
Женщина немного помолчала, что-то обдумывая, затем спросила:.
— Что это был за коридор и двери, двери, двери... Мне это привиделось в бреду, ведь так?
— Нет, не привиделось. Но об этом лучше потом, когда выберемся отсюда.
— Они снова идут по следу, да?
— Наверняка. Но шансы у нас велики. Пока велики.
— Так, значит, вы из советской разведки, как и Карел?
— Разведки? — переспросил майор, — Можно сказать и так. Мы — основная головная боль Третьего рейха.
— Скажите, зачем вы меня спасли?
— Но разве я только что не объяснил? За тобой меня послал Карел...
Женщина вымученно усмехнулась:
— И только?
— А тебе этого мало?
— Мы не виделись много лет... Одно время вели переписку, но война и ее оборвала. Получается, все эти годы он помнил обо мне?
— Послушай, давай закроем эту тему. Когда будем в России... в Москве, ты сама его обо всем расспросишь, хорошо?
Рита молча кивнула, но взгляд ее при этом посуровел.
— Теперь у меня вопрос... — Карел не спеша достал из аптечки нужное лекарство, мощнейший транквилизатор СИМ-А7. — Скажи, почему ты мне не позволила тогда в лагере убить этого немца, подполковника?..
Женщина ответила не сразу, а когда ответила, то ее слова здорово удивили майора, заставив сразу же насторожиться.
— В нем было меньше Тьмы, чем в других.
— В ком в других?
— В прочих немецких солдатах. Многие из них, особенно эти... волки...
— Вервольфы?
— Да, они. Внутри у них пустота. Холодная зияющая дыра, и она дышит, будто что-то заглядывает в наш мир с иной стороны. Они не люди, не живые... Словно видишь двигающуюся совершенную куклу-марионетку: нити идут не наверх, а вниз, под землю, их постоянно кто-то дергает, и только тогда куклы двигаются...
И откуда у нее брались силы все это говорить?
Словно что-то подпитывало ее изнутри, некий невидимый живой источник, иначе в лагере не выжить, иначе можно наверняка сломаться, потерять все человеческое, а взамен получить черный билет в один конец.
— Что за Тьма, о которой ты говоришь?
— Она есть в каждом, будь то человек или зверь. У кого-то больше, у кого-то меньше. Но самое страшное, что с каждым днем она растет в людях. Когда ее немного, человек еще может сопротивляться, как тот немец, что помог мне, но не смог помочь тысячам других. В отличие от прочих он способен сопротивляться.
Майор с тревогой глядел на спасенную женщину. О какой Тьме она ему сейчас говорит, неужели ей удается заглядывать на Иную Сторону?
— Погоди, погоди... — Карел нервно покусывал губы. — Каким образом ты видишь? У тебя что... есть какие-то необычные способности... особое зрение, дар?
Рита устало пожала плечами:
— Не знаю. В детстве мне иногда удавалось чувствовать плохих людей. Вот этот, я знала, обманет, этот обидит, а другой вовсе пройдет мимо, когда рядом случится беда. Я просто вижу, и все...
Майор облизнул растрескавшиеся губы и спокойно спросил:
— А что ты видишь во мне? Сколько во мне этой Тьмы, можешь сказать?