Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрейд рассматривал сам себя как археолога сознательного разума. Он видел свою работу в форме восстановления скрытой, бессознательной истории жизни пациента, состоящей из намеков и фрагментов, так же, как настоящий археолог пытается восстановить цивилизацию по аккуратно выкопанным и отобранным фрагментам изделий человеческих рук и архитектурным элементам. Восстановление давно пережитых драм подразумевает осознание ранее бессознательных их аспектов. Когда они становятся осознанными и «проработанными» так, что уже могут быть «эмоционально использованы» пациентом, у таких драм не остается энергии контролировать или как-то влиять на жизнь пациента.
Проработка и эмоциональная утилизация
Первоначально Фрейд считал, что открытие бессознательных драм и объяснение их пациентам уже может быть достаточным для успешной терапии. К его великому разочарованию, это оказалось далеко не так. Он обнаружил, что «осознание» имеет много значений. Например, пациенты могли знать (интеллектуально), что их чувство вины было неоправданным, и знать, что саморазрушительные паттерны приводились в движение этой виной, и все же, в каком-то важном смысле, они могли этого не знать. Они могли по-прежнему придерживаться стойких старых убеждений, предшествовавших анализу. Эти убеждения могли быть частично осознаваемыми; но несмотря на новое знание в уголках сознания таких пациентов сохранялась стойкая неуверенность в том, что их вина незаслуженна и что они наказывают сами себя, не пытаясь уменьшить эту вину. И хотя, опять-таки, подобное восприятие могло быть частично осознаваемым, большей частью оно оставалось бессознательным. «Если мы сообщим ему о своих знаниях, он не воспримет их, и это вряд ли что-то изменит»[21]. То есть, бессознательно пациент цепляется за свои старые убеждения, прилипает к своей слепоте, поэтому перемены маловероятны. Проработкой Фрейд назвал процесс, посредством которого любые возможные инсайты могли бы быть эмоционально утилизированы и интегрированы личностью так, чтобы пациент мог оставить свои невротические паттерны[22]. Таким был способ работы Фрейда над темой, с которой мы начали эту книгу: инсайт сам по себе недостаточен.
Главным вызовом психоанализу стало требование отыскать способы проработки инсайта и интегрировать его в личность пациента. Важность подобной задачи трудно преувеличить. Практически вся последующая история психотерапии вплоть до наших дней и большая часть истории клинических взаимоотношений состоит из попыток решить эту проблему.
Сначала Фрейд считал, что позволить пациенту прорабатывать инсайты значит заставлять его наталкиваться на них снова и снова в различных контекстах. Вот почему психоанализ занимает так много времени.
Раньше в своем собственном психоанализе я понял, как сильно влияло на мою жизнь чувство вины за воображаемые детские грехи. Затем, постепенно исследуя собственную жизнь, я стал обнаруживать множество путей, с помощью которых это чувство вины проявлялось. Мне стало понятно, как оно воздействовало на мою работу и формировало мои отношения с женщинами; я разгадал его влияние на мои отношения как с профессурой, так и с продавцами в универмагах. И в результате пришел к мысли, что когда психоанализ достигает цели, то происходит словно бы исчезновение симптома смерти. Мой аналитик применял ранние взгляды Фрейда на то, как заниматься проработкой инсайта и стимулировать изменение в личности пациента. Эти идеи все еще составляют часть психоаналитической теории. Но Фрейд добавил к ним еще нечто новое и важное.
Проработка в переносе
В истории психоанализа наступил важный момент, когда встретились и переплелись две линии мышления Фрейда: его интерес к проблеме эмоционального использования инсайтов и изучение им клинических взаимоотношений. Почему бы, заинтересовался Фрейд, не проработать инсайты во взаимоотношениях между пациентом и терапевтом?[23]
Это, как можно увидеть, обозначило важные перемены в его взгляде на клинические взаимоотношения и, следовательно, явилось знаком возможных глубоких перемен в рассмотрении этих взаимоотношений и для любого терапевта. Фрейд сделал два огромных шага в сторону от традиционного понимания связи доктор — пациент. Первый: он узнал, что природа взаимоотношений может помогать или мешать анализу и аналитик может определить, с каким из этих эффектов он имеет дело. Второй: он понял, что важная часть работы анализа приходится на зависимость взаимоотношений как таковых. Под этим подразумевалось, что первоначально проработка велась путем демонстрации реакций пациента на ранний опыт, сформировавший постепенно его жизнь («Понимаете ли, Вы ожидаете, что ваши учителя будут сердиться на Вас, потому что повсюду за собой Вы таскаете старое чувство вины?»); позже Фрейд добавил новую возможность для лучшего понимания, показывая пациенту, что отношение к терапевту формируется теми же реакциями. Психоанализ сам по себе становится важным событием для пациента, а аналитик делается значимой персоной. По причине переноса все обычные реакции и типичные жизненные искажения пациента могут проявиться и в его отношении к терапевту. Это позволяет терапевту убедительно продемонстрировать пациенту, как его ранние фантазии и импульсы искажают существующую реальность. Все, препятствующее жизни пациента, может ясно выявиться в переносе, так почему бы не использовать перенос, чтобы помочь пациенту увидеть эти искажения? Разве не стало учение более убедительным с тех пор, как терапевты получили подобные сведения?
В «Очерке психоанализа» Фрейд пишет:
Задача аналитика — постоянно вырывать пациента из его… иллюзии (переноса) и показывать ему снова и снова, что то, что он считает новой настоящей жизнью, является лишь отражением прошлого… Осторожное управление переносом…, как правило, щедро вознаграждается. Если мы преуспели, что обычно и происходит, в просвещении пациента на предмет действительной природы явления переноса, то тем самым выбивается мощное оружие из руки его сопротивления, и опасность обращается в выигрыш. Для пациента незабываемо то, что он пережил в форме переноса; это переживание несет в себе большую силу убеждения, чем все, что он мог получить другими путями[24].
Итак, где-то между профессурой и продавцами я начал понимать, как искажал свои отношения с аналитиком. Я думал, что она (психоаналитик) сердилась на меня, не любила, не принимала меня; казалось, что мои фантазии внушают ей отвращение. Иногда она преуспевала, демонстрируя, что у меня нет оснований для подобных идей, что они являются продуктами того самого чувства вины, которое окрашивает все мои сознательные представления. И, конечно, изучение своего чувства вины в наших отношениях повлияло на меня гораздо сильнее, чем разбор отношений с профессорами и продавцами.
Мы уже видели первоначальную надежду Фрейда на то, что простое воскрешение в памяти ранних импульсов и