Карпов же продолжил заниматься своей писательской деятельностью. Благо материала теперь у него, после КПЗ, прибавилось изрядно. Его почему-то тянуло к Максимову. Тот сам скучал в одиночестве, и частенько Карпов гостил у бывшего своего шефа целыми неделями. Места в максимовских апартаментах было много, и хороший компьютер имелся. Машину эту Максимов купил довольно давно, но, кроме десятка простеньких игр, так ничего и не освоил.

— Незачем мне эту байду изучать, — говорил он. — Поздно. У меня мозг другой. Пусть молодежь резвится. Я уж как-нибудь по старинке доживу. Без этих ваших Биллов Гейтсов…

Карпов посмотрел Максимову прямо в глаза.

— Чего уставился? — спросил Николаич.

— Не верю я тебе.

— То есть?

— Не верю, что ты ничего в происходящем не понимаешь.

— А что я должен понимать? — Максимов с неожиданной злостью ткнул папиросой в пепельницу. — Что понимать? Какое мне дело до этих московских сук?

— Какое дело? Мне тут звоночек вчера был… — Карпов кивнул на свой мобильник.

— Да? Что за звоночек? Почему мне не сказал? — Максимов напрягся, услышав в голосе товарища знакомые тревожные нотки.

— Да я, понимаешь, Николаич, не придал значения. Григорьев звонил, Вовка, приятель мой. Патологоанатом…

— И что нам твой патологоанатом? При чем тут патологоанатом?

— Да профессия-то его ни при чем. Просто он парень такой… Шустрый. Много знает. А его уважают, ценят, он спец классный. Пьет мною. Но голова светлая. И по пьяни — ну, сам знаешь, в нашей конторе…

— В вашей?

— Брось, Николаич, не цепляйся к словам. В моей бывшей конторе, если тебя так больше устраивает. Так вот, у нас ведь там бухают по-черному. Сам понимаешь, работа адова…

— Ну-ну. Продолжай.

— Ну, короче, Вовка квасит, а по пьяни, бывает, товарищи лишнее сболтнут. Это только в книжках: рог на замке, болтун — находка для шпиона… Все же люди, все со своими слабостями. Да и Григорьев — свой, проверенный кадр.

— Ну и что твой проверенный кадр тебе напел?

— Напел… Просто сказал, чтобы я был осторожнее.

— В каком смысле?

— В прямом. Сказал, что какое-то шевеление по нашему делу пошло.

— А что, что за дело-то? Нас же отпустили!

— Ну, я иной раз удивляюсь тебе, Николаич. Ты и вправду такой лох или придуриваешься?

— Придуриваюсь, — очень серьезно ответил Максимов. — Хотелось, понимаешь, действительно все это забыть. Ну, не забыть… Так просто это не забудешь… Но перешагнуть, что ли. Да вот, видно, не судьба. Так что конкретно сказал твой… патологоанатом?

— Да конкретно ничего. Сказал, говорю же тебе, что шевеление пошло. Раньше не было, а сейчас началось. Он ведь тоже, знаешь ли, не дурачок. По телефону не будет песни петь. Просто намекнул: смотри, мол, по сторонам!

— Мда… А может, он это просто так? Может, ты перестраховываешься?

— Да нет, Николаич, я-то его знаю. Не стал бы он просто так мне советовать по сторонам глазеть.

Максимов подошел к окну.

— Что там видно? — съехидничал Карпов. — Ты, Николаич, как-то буквально стал все понимать. Тебе не кажется?

— Мне ничего не кажется! Поехали поедим чего-нибудь, а?

— Можно…

Из всех машин, бывших когда-то собственностью группировки, в распоряжении Максимова осталась одна — красный «форд». Словно в насмешку оставили ему это произведение американской индустрии, и он всегда морщился, когда ему приходилось садиться в кричащий, пижонский, имеющий вид детской игрушки, словно и предназначенный для учащихся колледжей, дешевый автомобиль.

— На такой тачке только девок в баню катать, — заметил Максимов, когда они вышли на улицу и подошли к машине.

— Да ладно тебе… От добра добра не ищут. Зажрался ты, батенька, все-таки. Скажи спасибо, что вообще колеса есть.

— И то верно, — согласился Максимов. — Садись, поехали в «Пальму».

— Куда?!

— В «Пальму». А что такого?

— Да нет… Ничего. Почему это тебе вдруг туда захотелось?

— Так. Посмотреть, как там без меня дела идут. Кто хозяин-то?

— Хозяин? Бурый.

— Бурый… Это он под кем у нас ходит?

— Он ни под кем не ходит, — в тон Максимову ответил Карпов. — Он сам по себе.

— Зверь, что ли?

— Точно — зверь. Лютый. Все боятся с ним связываться.

— Так он, значит, мое заведение под шумок к рукам прибрал? Пока я парился…

— Пока мы парились.

— Ну, мы. Неважно. Нехорошо, нехорошо…

— Я смотрю, Николаич, тебя зацепило.

— Зацепило, конечно. Ладно бы — приличный человек какой взял заведение. А то — гопник. Нет, не дело это…

— Так ты, я не понял, чего хочешь-то?

— Я еще не решил.

— Уж не думаешь ли ты опять на путь порока встать? А? — Карпов шутил, но в его словах слышалась плохо скрываемая тревога. — Ты что задумал? — спросил он, сменив тон.

— Я же сказал — поглядеть. Обидно! Столько вложено сил в эту «Пальму», а теперь гопота там заправляет. Сам понимаешь, ты же не барыга, ты же работаешь. Свой труд-то уважать надо, так?

— «Так-так-так!» — ответил пулемет… — Карпов окончательно посерьезнел. — Ну, посмотришь. А дальше что?

— А там видно будет, — пространно ответил Максимов, выводя машину на набережную Фонтанки. — Может, мне понравится.

— А если нет?

— На нет и суда нет.

Карпов решил не развивать эту тему: все равно — если Максимов уперся в какую-то идею, его не сбить. Он посмотрел в зеркало заднего вида.

— Ух ты!..

— Что такое?

— Кажется, пасут нас, Николаич. Накаркал, скотина, Григорьев…

— Брось! Кому мы на хрен теперь нужны?

— Да вот, видно, кому-то понадобились.

— Кто пасет? Не вижу, — Максимов покосился в зеркало со своей стороны.

— «Волга» серая.

— Вон та, что ли? Битая?

— Да.

Сзади, действительно, тряслась на выбоинах набережной старенькая, с помятым крылом и трещиной на лобовом стекле, «Волга».

— Ничего себе шпионов ты нашел! Это же какие-то лохи. На таких машинках солидные люди не ездят. Знаешь, я недавно обратил внимание: похоже, какой-то таксопарк распродал весь свой отстой. Столько «Волг» битых в городе появилось — просто кошмар!

— Не знаю насчет таксопарка, но эта тачка за нами от самого дома катит.

— Серьезно?