Лицо капитана пошло пятнами, а у сержанта открылся рот.

Механизм заряжания заело.

– Товарищ капитан, – Павел вздохнул, – Родион Алексеевич Захаров является рядовым второго класса армии Соединенных Штатов Америки. В настоящий момент он со своим подразделением находится в Ираке, а точнее – в Багдаде, где несет службу в составе коалиционных сил.

Офицер поперхнулся. Противник нанес неожиданный удар с тыла. В планы Министерства обороны России не входило получение пенделя от армии США – на лестничной площадке ранним субботним утром.

– То есть он не сможет прибыть на призывной пункт? – спустя пять секунд спросил капитан.

Ага. Как в том анекдоте: «А Колю можно? – Коля умер… – Оп-па, это что значит… Он на рыбалку не поедет, что ли?»

– Очень сомневаюсь.

Еще секунд десять мозги капитана скрипели как ржавые танковые траки.

– Когда заканчивается его служба? – упорству Министерства обороны России можно было позавидовать, но тон изменился. Десанту был отдан приказ окапываться и выдвинуть вперед разведку, хотя было очевидно, что операция провалена.

– В 2012 году.

– А справку сможете нам предоставить?

– Справку… о чем? – не понял Павел.

– О том, что ваш брат… ну-у-у… служит… в… э-э-э… армии… э-э-э… США…

– Такую справку, я полагаю, могут дать в Пентагоне, товарищ капитан. Вы уж с Пентагоном сами разбирайтесь, пожалуйста…

Перспектива разборок с Пентагоном капитана явно не привлекала. Он как-то неуверенно помял в руках свою папку, поправил фуражку и проверил чистоту собственных ботинок. Войскам было приказано отойти на ранее занимаемые рубежи. Парламентеры – на выход!

– Мы, наверное, пойдем, – подал голос сержант и махнул рукой.

– Всего доброго, – попрощался было Павел, намереваясь закрыть дверь.

– Так, ты иди, я тебя сейчас догоню, – отдал неформальный приказ капитан своему спутнику. Сержант стал спускаться по лестнице. Когда за ним хлопнула дверь парадной, капитан снял фуражку и почесал затылок.

– Слушай, парень, – капитан подвинулся на пол шага ближе и понизил голос, – ты же вроде знаешь, я смотрю… В курсе, так сказать… Как у них там, в армии?

Весь последующий день Павел со смехом вспоминал утреннюю встречу с военкоматовским капитаном. Сон, конечно, был перебит и Павел решил устроиться на кухне с ноутбуком, написать письмо родителям и брату, описав в красках утреннее «происшествие». То и дело похрюкивая от подступавшего смеха, Павел стучал по клавишам. После того, как письмо было дописано, он открыл папку, в которой складировал все фотографии и ролики, что Родион присылал с мест службы. Папка «весила» уже за три сотни мегабайтов и продолжала наполняться. Письма приходили если не регулярно, то периодически и всегда к описанию новостей, к рассказам о ежедневных делах, Родька прицеплял десяток-другой фотографий. Фотоаппарат он таскал с собой везде и при случае нажимал на кнопочку. Вот Форт Беннинг, «учебка»… Новенькая форма, сгоревшая на солнце физиономия брата, обалдевший вид… А вот уже Форт Полк… Казарма. Что наш санаторий, е-мое… Зеленые газоны, дорожки… Красота. А вот Багдад. Фотографий из Ирака больше всего. Чумазые багдадские дети, бегущие за «Хаммером», унылые улицы, заваленные мусором, сгоревшие остовы машин, разрушенные дома, паутина проводов над улицами, худющие коровы, что-то обреченно жующие посреди живописных мусорных куч… Попадались фотографии солдатского быта – тесные комнатушки с двухъярусными кроватями, но всегда с кондиционером, интернетом и прочими удобствами, скрашивающими нехитрый солдатский быт. Улыбку вызывали снимки других бойцов Родькиного взвода – молодые парни дурачились, корчили рожи в объектив, принимали героические позы и фотографировались в обнимку с оружием. Для таких фотографий оружие выбиралось самое большое – как правило пулеметы. Если же снимки делались после выездов, то лица бойцов были серыми от пыли, уставшими, а в глазах без труда угадывалась глубокая печаль и в то же время – нескрываемое облегчение от того, что они все живыми вернулись на базу. Периодически случалось так, что писем из Ирака не было по нескольку дней. Потом брат объяснял, что интернет им вырубают, если часть несет потери. Родственники должны узнать о том, что их сын или муж не вернется домой живым из официальных источников, из сообщения командования, а не из случайных упоминаний в блогах, которые ведут многие солдаты или из неосторожного письма сослуживца… Иногда к письмам прицеплялись ролики, снятые братом или его товарищами. Вот эти самые ролики, снятые на телефон, с помощью фотоаппарата или же на специальную камеру, которая крепится на каску (эти были самые качественные), Павел любил смотреть по нескольку раз. Глядя на мельтешение картинок, он представлял себе, что находится там, рядом с Родионом, в его «Хаммере» или бредет неспешным шагом по улице, вдоль кривых стен и заборов, осаждаемый вопящей ребятней и крутит головой, сосредоточенно выискивая признаки угрозы, которая могла материализоваться в любую секунду в виде выстрела или взрыва…

– Ага, опять про войну свою смотришь, – на кухню зашла жена и заглянула в экран, – точно…

На экране качался пыльный горизонт. «Хаммер» перевалился через небольшой холм и покатился вслед за ведущим броневиком в сторону заката. Бойцы ехали домой.

– Смотрю.

– Не надоело?

– Не, там же Родька. Интересно.

Ш-ш-шип! Спичка прочертила едва заметную белую полоску на матово-коричневом боку спичечного коробка, и ее кончик окутал вертлявый язычок пламени. Ира зажгла газ и поставила чайник.

– Страшно же.

– Страшно. Страшно интересно.

– Все бы вам в войну играть…

– Это точно. Я бы с удовольствием поиграл бы.

– Ты что говоришь-то такое… А я, а Катька?

– Вот ради вас и поиграл бы. И денег бы заработал.

– Какая же это работа, Паш?

– Вообще, Ир, да, ты права. Это не работа. Это – приключение.

– И ты бы поехал?

– Поехал бы. Это же круто! Родька мне обещал оттуда какой-нибудь сувенир привезти.

– Сам бы вернулся.

– Это само собой, конечно. Привез бы он оттуда пулемет… – Павел мечтательно закрыл глаза, – Ух я бы…

– И что бы ты с ним делал, с пулеметом-то, – Ира вернула его с небес на землю.

Чайник на плите фыркнул. Он тоже не понимал всей прелести обладания пулеметом.

Темный профиль недосторенного двухэтажного дома вырисовывался на фоне более светлого неба. Зажатый между широкой сточной канавой и старым зданием школы, он казался пустым и безжизненным. В его очертаниях, присмотревшись внимательнее, можно было разглядеть балки, поддерживающие потолок, битые кирпичи, какие-то бочки в глубине двора, мелкий сор… Заброшенное здание было похоже на объеденную рыбами тушу кита, выброшенную на сушу – торчали остатки скелета, вывалившиеся кишки… И надо заметить, что запах, витавший вокруг здания, мало отличался от запаха, который источала бы туша морского гиганта, гниющая на солнце. Но основным доказательством того, что здание «жило», было короткое жало пулемета, торчавшее из отверстия в щербатой стене второго этажа. Человек за пулеметом лежал неподвижно, рассматривая пустырь, находящийся через дорогу, с помощью прибора ночного видения. Второй боец, вооруженный винтовкой, через окно просматривал перекресток, лежащий южнее.