Психотерапия, как и любая иная ветвь медицины, имеет свою историю — как науки и практики врачевания.

Становление науки, в том числе и психотерапии, — не линейный, а трудный, многогранный процесс становления с зигзагами, возвратами к теснее пройденным этапам. История науки воспроизводит данный путь, прослеживает процесс накопления познаний, эволюцию идей, смену теорий, эскалацию мощи способов и полученных итогов. Она пользуется разными «измерениями», рассматривая их в контексте времени. Имея в поле своего зрения каждый спектр «измерений», история науки делает ударение на основном — на становлении обстоятельной стороны, которая представляет для нее превалирующий интерес.

При рассмотрении накопления психотерапевтических умений в хронологической последовательности их возникновения, при непрерывном внимании к оценке достижений и неудач на всем временном этапе открывается неиссякаемый резервуар «материалов» для новых направлений, теорий, доктрин этой молодой и, единовременно, ветхой ветви медицинской науки.

В истории психотерапии дозволено выделить два огромных (основных) периода. 1-й, донаучный, охватывающий тысячелетия, и 2-й — каждого два века, XIX — XX столетия — ученый период психотерапии. История отечественной психотерапевтической мысли включена составляющей частью в становление мировой психотерапии. Изложение истории психотерапии опирается на два основных критерия — внутреннюю логику становления самой науки и воздействие внешних общественно-экономических, культурных факторов (так называемый исторический фон) на становление психотерапии, как аспекта психиатрии, а в широком смысле и медицины, психологии, педагогики, социологии, философии.

Главной обоснованностью становления психотерапии как науки, вышедшей из врачевания, опирающейся на философию, находящейся на стыке физиологии, психологии, педагогики и социологии, является ее целенаправленность на выработку цельной теории. Психоанализ, бихевиоризм, экзистенциализм и др. претендовали именно на такую теорию, впрочем ни одно из этих направлений на современном этапе не удовлетворяет требованиям исключительной теории.

В границах данного издания нет необходимости в детальном рассмотрении донаучного периода психотерапии. Он пронизан магическими практиками, опирающимися на мифологию древних культур, теологическими толкованиями, мистериями, «тонким чувствованием» и тайными интуитивными умениями учеников, надеждой в существование неестественных сил. Именно эти необъяснимые тяготения обнаружили свое выражение в многоликих и затейливых ритуалах — от невзыскательно-примитивных до крайне трудных, но неизменно окруженных ореолом таинственности. При каждым разнообразии необъяснимых подходов, будь то громкие удары гонга в египетских храмах, неистовый темп бубна шамана, хоровые пения и танцы африканских кудесников, запах и дым благовонных курений в индийских монастырях, безграничный речитатив молитв, мерцание свечей и сияние церковного убранства, итоги этих приемов и средств дюже схожи. За каждой их таинственностью нередко стояло внушение и самовнушение, прогрессирующее на фоне наведенного транса либо гипнотического состояния. Столетиями мистика была властительницей в толковании сходственных феноменов, да и сердечных болезней в совокупности.

Теологическая медицина сменилась медициной метафизической, в которой время от времени появлялись научно-реалистические подходы. Заболевания, в том числе и психические, начали рассматриваться как явления обычного порядка и возникли попытки соответствующего их лечения. Так, скажем, в сочинениях Сорана, жившего в Риме в царствование Адриана (II век н. э.), описаны следующие терапевтические приемы: «Следует наблюдательно постигать оглавление неправильных мыслей больного, в соответствии с чем пользоваться пригодным действием тех либо иных внешних ощущений, занятных рассказов и новостей; в период выздоровления нужно уметь убедить больного пойти на прогулку, заняться гимнастикой, упражнять свой голос, принуждая читать вслух. Уместно при этом подбирать текст, содержащий ошибки, дабы таким образом опять пробудить скептическую способность… В будущем дозволено пользоваться и сценическими представлениями, способными рассеять горечь, разогнать бессмысленные страхи».

Позднее, в Средние столетия, научная мысль вообще и медицинская в частности опять оказывается во власти мистики и схоластики. Исключительно ясно это отмечалось в раннем Ренессансе с его процессами ведьм и казнями психически и нервнобольных. Существовали подробно разработанные пособия по диагностике ведовства и одержимости демонами (довольно припомнить «Молот ведьм», опубликованный в 1487 г. доминиканскими монахами Шпренгером и Иститориусом). По каждой Европе на протяжении веков пылали костры инквизиции, на которых сжигали депрессивных больных с идеями самообвинения, истерическими расстройствами в сумеречном состоянии, параноиков с бредом преследования, с индуцированным помешательством, охватывавшими изредка целые деревни (последняя «колдунья» погибла в 1782 г.!).

И лишь в XVIII веке, во времена Великой французской революции, стимулировавшей радикальные метаморфозы каждой конструкции Средней Европы и единовременно с этим прогресс целого ряда наук, в том числе и медицины, был нанесен удар по вековым суевериям, сопряженным с душевными болезнями. Именно в данный период, в эру Пинеля (1745–1826), закладываются правдиво научные предпосылки последующего становления психиатрии и психотерапии. По разрешению Центрального Бюро Коммуны Пинель снимает цепи с душевнобольных в Бисетре в 1793 г., что явилось переломным моментом в психиатрии — к лицам с душевными расстройствами стали относиться как к обычным больным, которые нуждаются в отменном обращении и лечении. Пинель заложил основы целебного режима нахождения и условий оглавления сердечно больных, что в будущем, через полтора века послужило основными предпосылками появления научно обоснованной социотерапии, коллективной психотерапии.

В это же время, в 1776 г. была предпринята первая, крайне наивная попытка научного объяснения целебного могущества внушения в виде теории «звериного магнетизма» Месмера (1734–1815). Еще за несколько столетий до этого философы, алхимики и врачи уделяли крупное внимание загадочной силе магнита, притягивающего либо отталкивающего сталь. Так, Парацельс (1493–1541), тот, что впервой употребил термин «магнетизм», прикладывал магнит к телу больного, считая, что он притягивает к себе болезнь. Изредка во время лечения магнитом у некоторых пациентов появлялось мгновенное излечение. Позже гибели Парацельса теорию магнетизма развивал Ван Гельмонт (1577–1644), считая посредником притяжения и отталкивания эфироподобный дух, тот, что пронизывает все мировые тела и приводит их в движение. Мессмер в основу своего учения положил магнитно-флюидную теорию Ван Гельмонта и предполагал, что магнетическая сила находится в природе повсеместно и обусловливает взаимодействие небесных сил, земли и одушевленных существ. В 1766 г. он защитил диссертацию «О влиянии планет…», где обобщил свои умозаключения. Лишь через восемь лет позже этого Месмер начинает заниматься лечением магнитом. Скоро он примечает, что излечение может наступать и при обыкновенном прикосновении либо проведении ладоней над телом больного (так называемые «пассы»), и приходит к итогу, что магнит является лишь передатчиком специального флюида, исходящего от человека. Будучи обширно образованным человеком и любопытным экспериментатором, Месмер пытается привлечь к обсуждению полученных итогов венскую научную элиту, впрочем наталкивается на стену полного неприятия и переезжает в Париж, куда теснее докатилась молва о его чудодейственном способе. Вообще, в конце XVIII столетия любое начинание, дабы иметь шансы на фурор и сделаться энергичным фактором в историческом смысле, должно было пройти через мировой центр — Париж. Тут Месмер обретает знаменитость, проводит коллективные сеансы магнетической терапии при помощи изобретенного им магнетического чана, пользуется покровительством королевы Марии Антуанетты. В 1774 г. Французская академия назначает комиссию для проверки магнетической теории. В комиссию входили крупнейшие ученые авторитеты того времени — Лавуазье, Франклин, Байли и др. Позже скрупулезного постижения вопроса и проверки данных комиссия приходит к итогу, что магнетического флюида не существует и все, что объединяли с действием последнего, может быть отнесено лишь к влиянию воображения. А чай именно в нем и заключалась действительная основа терапевтического воздействия месмеровских сеансов, которая в будущем наукой была облечена в термины «внушение» и «самовнушение». Месмер скончался в 1815 г. примерно в полной безвестности. У него были как свои последователи и сторонники, так и противники. Но невзирая ни на что, нужно признать, что он 1-й предпринял экспериментальное постижение психотерапевтических отношений, до тех пор применявшихся только в магических навыках. В практике Месмера существовал раппорт (словесный либо невербальный контакт гипнотизирующего и гипнотизируемого), впрочем он не придавал этому большого значения. Когда его ученик и сторонник маркиз де Пюсегюр в 1784 г. известил о своем открытии сомнамбулизма (особенно глубокая степень гипнотического состояния) и вероятности войти в словесную связь с магнетизируемым, Месмер теснее сталкивался с этим явлением и отмахнулся от этого факта, как от малозначительного. Он интересовался экстраординарно физиологией. Вот отчего Месмера дозволено считать зачинателем физиологического течения в объяснении гипноза.