— Сделаем так, Ерофей Кузьмич! Главу Госдумы не станем беспокоить, ещё неизвестно, как он отреагирует. А вдруг пойдёт ва-банк?

— Этот может.

— Ну вот, мы с тобой друг друга поняли.

В тот же день, точнее, ближе к ночи в квартире саратовского губернатора раздался телефонный звонок и чей-то голос предложил включить компьютер. Каково же было удивление губернатора, когда на дисплее появилось лицо директора ФСБ:

— Ну что, родимый, вляпался?

И не дожидаясь ответа на вопрос, директор стал перечислять факты противоправной деятельности губернатора, время от времени дополняя свои слова демонстрацией документов и видеосъёмок скрытой камерой. Потом вдруг на полуслове остановился и спросил:

— Так мне продолжить или ты всё понял?

По всем законом жанра и в соответствии с практикой разоблачения ворюг такого уровня, губернатор должен был рухнуть на колени и молить о пощаде, произнося обычные для подобных случаев слова, мол, чёрт попутал, всё только ради малых детей. Однако Ерофей Кузьмич не зря связался именно с Саратовом — тамошний губернатор считался самым «крепким орешком» среди своих коллег, ни одного доноса на него за последние пять лет, всю губернию держал в ежовых рукавицах. Так вот, если его удастся уломать, с остальными будет уже легче.

Клиент и впрямь оказался непростым:

— Хочу напомнить, что моя губерния теперь вне вашей юрисдикции.

— Ох, как же я забыл? Вас и ООН уже признала, и местные воинские гарнизоны на вашей стороне…

— Всё это частности, проблемы будем решать по мере поступления. И решим, будь в этом уверен! А тебе на прощание хочу сказать…

Но тут на дисплее появились номера счётов и реквизиты зарубежных банков, где губернский начальник хранил нажитый тяжким трудом немалый капитал. Возникла пауза, а вместе с ней и сожаление о том, что не хранил деньги под подушкой или в трёхлитровой банке из-под огурцов. Так ведь банок же не напасёшься! На огурцах сэкономил, а теперь маячит конфискация… Это если обратятся в Интерпол.

— Ладно! Ваша взяла, не будем отделяться.

Примерно такой же «разбор полётов» состоялся и с другими губернаторами, ну а если все приволжские сдались, остальные трижды подумают прежде, чем пойти столь рискованным путём.

Не поддался на шантаж только Забродин. Впрочем, как такового шантажа и не было, однако намёк сделан более, чем прозрачный — даже дурак понял бы, а Кондрат Васильевич обладал немалым опытом интриг и преодоления почти безнадёжных ситуаций. Вот и теперь, поставив крест на идее создания независимых республик, он отправился в длительный вояж по городам и весям с намерением убедить тамошних правителей в том, что пора взять Москву измором. А причин и поводов для продовольственной блокады вполне достаточно — тут и высокие цены на горючее для аграриев и перевозчиков, и упущенная прибыль из-за ограничения экспорта зерна… В конце концов, можно сослаться на нашествие саранчи или жука-долгоносика — пока станут разбираться, то ли было, то ли не было, можно оправдывать блокаду тем, что самим нечего жрать.

Время шло, а поставки продовольствия в столицу, что ни день, сокращались на несколько процентов — если так пойдёт, к концу года упасть могут до нуля. Что уж говорить, если в столовой для рядовых сотрудников ФСБ размер свиной-отбивной уменьшился чуть ли не вдвое. Директор был вынужден обратиться к президенту с вопросом: «А не пора ли Забродина прижать?» Ответ последовал незамедлительно: «Нельзя! Ещё не время». А сколько ещё ждать, если у «наружки» ноги уже еле ходят? Понятно, что это явное преувеличение, ничего страшного не произойдёт, если немного похудеют, но проблема тут в другом: как воспитывать чекистов в духе преданности Родине, если она более-менее нормальное питание не в силах обеспечить?

Глава 7. На пике

К осени дела стали совсем плохи — лишь немногие эшелоны с продовольствием доходили до Москвы. Железнодорожные составы останавливали прямо в поле — не станет же машинист давить людей. Одни лежат на рельсах, а другие выгребают всё из вагонов, тащат мешки и ящики кто волоком до дома, кто перегружает на личный автотранспорт. Сложнее было с замороженными продуктами — для их хранения, да ещё в таком количестве, вроде бы нет никаких условий, но и тут нашёлся выход. Арендовали рефрижераторы на колёсах и сбывали свинину и минтай магазинам по божеской цене.

Пришлось правительству задействовать военно-транспортную авиацию, а ведь это жуткие расходы! Если бы не помощь дружественных стран, к примеру, эшелоны с Украины не решались грабить, тогда оставалось только зубы положить на полку. Пеструхин собрал Совет безопасности:

— Какие будут предложения?

— Карточную систему пора вводить.

— Народ нас не поймёт. Обещали процветание, а тут нате вам!

— Тогда установим видеокамеры у каждой кассы. С помощью программы распознавания лиц будем отсекать тех, кто пытается купить больше прожиточного минимума.

— Этот минимум ещё надо узаконить, а нам нельзя в этой ситуации позориться.

— Можно работникам госучреждений выдавать заказы, так уже когда-то было.

— А остальные как будут выживать?

Тут возникла пауза, в течение которой прикинули, сколько в Москве чиновников, а сколько тех самых «остальных» — оказалось, слишком много.

— Я предлагаю пожилых и немощных погрузить в вагоны и отправить за Урал.

— Вряд ли согласятся! Если уж помирать, так лучше дома.

— Типун тебе на язык!

— Да понятно, что помирать никому не хочется, однако жертвы неизбежны.

— А кто в этом виноват?

Тут начался жаркий спор, временами грозящий перерасти в потасовку. Одни винили во всём загнивающий Запад, другие — спикера Госдумы, третьи — губернских царьков, которые думают только о личной выгоде. Были и такие, кто обвинял армию в бездействии, а в ответ раздавались упрёки в недостаточном финансировании вооружённых сил, мол, потому мы и не можем навести порядок. Каждый настаивал на своём, не приводя серьёзных аргументов, и только один голос прозвучал как бы диссонансом всем этим поискам виновных где-нибудь на стороне, подальше от дверей президентского кабинета:

— А что мы сделали для того, чтобы этого не случилось?

Голос принадлежал министру иностранных дел, ветерану политических баталий, патриарху отечественного дипкорпуса. Ему бы давно пора уйти на пенсию, но можно ли так поступить, когда в стране творится беспредел? Из уважения к его авторитету никто не решился заявить, что вопрос неправомерен, надуман и не соответствует реальности, и только Пеструхин не сдержался:

— Павел Николаевич! Что это на тебя нашло? Спартак проиграл или Федуна назначили его главным тренером?

— Спартак тут ни при чём, Семён Иваныч, хотя кое-какая аналогия присутствует. Когда начинается тренерская чехарда, когда в друзьях согласья нет, тогда и возникает ситуация,