Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шоколада.
Из той самой «Шоколадницы», которая к императорскому двору шоколад поставляет, а потому и закупаются там люди, готовые платить за шоколад столько, словно он из золота отлит.
— Спасибо, — я почувствовала, как на глаза слезы наворачиваются.
— Деньги не потеряй.
— Деньги — лишнее…
— Не дуркуй. Деньги лишними точно не будут. Жилье, конечно, тебе будет, вон, бабкин дом стоит без хозяев. Однако все одно пригодятся. А то я не знаю, что в любом доме-то все чужое. И своего охота.
— Но я…
Неудобно, наверное. В конце концов, мы ведь и друзьями-то не были. Как-то не получалось у меня друзей заводить. Так, знакомые. Коллеги.
— Люди, — Афанасьев забрался на свое место и щелкнул меня по лбу. — Они не дурнее тебя. Или меня. И понимают, как оно есть. Не обижай их.
А конфету я за щеку сунула и зажмурилась.
В «Шоколадницу» я как-то заглянула, когда на третий класс с четвертого перевелась, а стало быть, и право на доплату получила.
И доплату эту самую.
А еще начальник премию выписал. Так и сказал, мол, за оправданные надежды… полтора оклада по итогу вышло. Безумные деньги, если подумать. Я и ощутила себя богатой настолько, чтобы заглянуть.
Да…
Шоколад был вкусным, только горьковатым, то ли сам по себе, то ли от воспоминаний.
— Прошлое, конечно, помнить надо, — Афанасьев глянул на меня. — Да только помнить, а не жить им.
Наверное.
«Шоколадница» занимала отдельное строение. Небольшой такой особняк, аккуратненький. Внутри — белый мрамор. Окна в пол. Столики, которые будто в воздухе парят. Ледяные скульптуры. И живые цветы. Всегда свежие, даже зимой.
И я.
И девушки в униформе. Безукоризненно вежливые, но все одно как-то дающие понять, что мне не тут не место. Для таких, как я, есть магазинчик через дорогу. Попроще. Подешевле. А я вот сюда приперлась и глазею на витрину. Там было на что посмотреть. Торты и пирожные, больше похожие на произведение искусства. А еще шоколад. Литой ли. Фигурками ли. Конфетами, сложенными в крохотные коробочки. И в не крохотные.
Запах сладостей.
И смех, который заставляет обернуться. Я вижу Гришку, там, за одним из столиков. И девушку с длинными светлыми волосами. Она и смеется в ответ на его шутку.
К бесам.
К демонам. К нижнему миру.
Конфета истаивает. А я даже не понимаю, с чем она была. И… кажется, тот шоколад, что я брала на рынке у одной старушки, ничуть не хуже. Ну или это я просто ничего в шоколаде не понимаю.
— Поспи, — то ли просит, то ли приказывает Афанасьев, и веки тяжелеют, а я проваливаюсь в сон.
Сколько он длится?
Просыпаюсь уже от того, что машина стоит. Заправка? Так и есть. Запах бензина. Поля кругом. Рапс аккурат цветет, а потому желтым-желты. И красиво это. А еще будто дышать легче, несмотря на этот вот бензиновый аромат.
Шея затекла.
Плечи. Ноги.
— Выспалась? — Афанасьев улыбается. — Пошли, пообедаем, чем Бог послал.
И говорит это без шутки.
— А ехать долго?
— Еще часов пять.
Далеконько Гришка меня услал. А ведь тоже интересно, мог бы просто перевести куда на окраину. Как-то ж жил он пять лет, и Машенька его тоже жила со мною в одном-то городе.
И тут…
Бог послал густую шурпу и шашлык. И главное, вкуснющие, а уж домашняя пахлава с чаем и вовсе заставила забыть обо всем.
Куда там шоколаду…
Хотя шоколад не при чем. Шоколад хороший. И ребятам спасибо.
— Хорошо, — я откинулась на лавку, накрыв руками округлившийся живот. — А теперь рассказывайте.
— Что?
— Правду. С чего вдруг такая забота? И книгу вон дали, и домой проводили, и… сколько вы там меня выхаживали?
Впрочем, сама знаю. Неделю. Целую неделю, которая просто-напросто взяла и выпала из жизни.
— Может, испугался? — Афанасьев ел аккуратно, умудряясь не уронить и крошки, хотя пахлава крохкою была. — Ответственность почувствовал. Я же ж вроде как виноват.
Ага, вот только в глазах ни тени сомнений, насмешка тоже.
— И от чувства вины взялись сопровождать? Документы на перевод сами подготовили? Из бухгалтерии выбили зарплату до срока? И премию? Проездные? Что еще там?
— Суточные. Пока не встанешь на довольствие, будешь числиться командированной.
— Вот… это с книгой связано? И с Гришенькой?
— Гришенька, — потянул Афанасьев и усмехнулся еще шире. — А что? Ему идет. Гришенька и есть… нет, не столько с ним, сколько с женой моей бывшей. И дочкой. Её. Хотя она и врала, что моя.
— Почему врала?
— А потому что ведьмаки не только дар передать не могут, но и кровь, — Афанасьев наполнил крохотные чашечки из огромного медного чайника. — Пей от. Тебе пить побольше надобно. Это не то, чтоб тайна великая, скорее уж не любят о таком говорить. Кому охота признаваться, что ты бесплодный? Вот и я смолчал в свое время. Подлость оно… но тогда иначе на все смотришь. Любовь голову дурманит да так… тебе ли не знать.
Знаю.
И не осуждаю. Хотя, наверное… или нет. Оно не мое дело.
— В свое время я по миру крепко побродил. Дурь кипела ли, кровь отцова ли… он тоже неспокойным был. Или просто… не важно. Но как успокаиваться стал, так её и встретил. Влюбился… тут тоже такое от… мы, как привяжемся к кому, так прикипаем накрепко. Вот и я к ней. В Москву привез, стало быть…
Откуда именно, уточнять я не стала.
Пока.
— Жили какое-то время… неплохо жили. может, она даже любила меня.
А не видела в нем шанс уехать, откуда бы то ни было?
— Но после меняться стала. А я вот нет… не захотел. И не сумел. Говорила, если бы и вправду любил, переломил бы себя. На деле же, девонька, если кто начнет требовать себя переломить, из-за любви там, или еще по какой дурости, не слушай. Не будет с того толку… в общем, как-то так все и развалилось. Нашла она одного… полковника. И ушла. Она-то как ушла, так вроде насовсем. Развели нас быстро. У ейного ухажера и связи, и возможности, ну а я не противился. Смысл-то? Силком себя любить не заставишь. Она же и вещей своих забирать не стала, мол, ей они ныне не по чину, могу бедным раздать, ежели вдруг.
— И вы…
— Роздал. Что уж тут. В церковь отнес… ну да не о том. Уехали они, куда-то к Балтийскому морю, там и были лет пять. Потом уже и в Москву вернулись. Он чин генеральский получил. Ну и остальное там. Квартиру, после и дом выстроил, да, мыслю, не один. Машины. Деньги опять же. Я её сперва и не узнал, когда появилась… такая вся из себя дама… в шубке куцей, на каблучках.
Он чуть прищурился.
А я отпила чай.
Молча.
— Глянула и сказала, что, мол, права была… что я этот… без амбиций. И перспектив. А вот нынешний её — настоящий мужик, который семью всем-то обеспечивает. Вот…
— А явилась чего? — не выдержала я.
Сомневаюсь, что бывшая жена Афанасьевича так страдала от того, что он не знает, насколько ей в жизни повезло.
— Да вот… дочку она родила, — говорить о том Афанасьевичу было неприятно. — Тут дело такое ведь… у ней искра дара имелась. Она-то, как я потом понял, и со мною сошлась, чтоб, стало быть, силы прибавить.
Нам молча поднесли выскобленную добела доску с горой домашнего хвороста. Тонкого, слюдяно-прозрачного и крохкого до неимоверности.
— Она-то и раньше к бабке моей съездить все подбивала, когда поженились. Мол, с семьей познакомиться… а какая у меня семья? Только вот Наина и была. Я грешным делом подумал, что да, надобно. Правильно это. Аккурат после свадьбы и повез. Да бабка её на порог не пустила. И сказала чего-то такого, что… в общем, там Роза и поняла, что от бабки моей помощи не будет. Потом я еще вот со своими амбициями, которых нет… ну неможно ведьме ли, ведьмаку ли против природы идти! Не будет с того ни радости, ни пользы, ни вовсе чего толкового!
— Да я верю, — я осторожно вытащила длинную хворостину. — Держите. Он вкусный.
— А то… Шахрам умеет готовить. Серьезная женщина.
Даже спрашивать не стану, откуда он эту серьезную женщину знает.
— Стало быть, со мною у нее тоже ничего не получилось… а тут этот… почти генерал. Вот… и дочку родила. Надеялась, что в ней-то сила полным цветом расцветет. И ведьма, которая в том помогала, заверяла, что так и будет. Розалия ж ей заплатила, и чтоб на заповедную поляну привела, и чтоб слово молвила, и за амулеты всякие…
— Не помогло?
— Нет, — Афанасьев покачал головой. — Обычною дочка родилась.
Ага.
И что это значит?
— Точней даже не так. Сила в ней была, но закрытая. Крепко-накрепко.
— И она решила, что это вы виноваты?
— Нет. Знала Розалия, что и её вины тут хватает. Честно, я и сам