«Какой у меня хороший отвар получился. Даже после смерти видения ловлю!.. Так. Правая рука – повреждены нервы и связки. Получается, что более-менее шевелить я могу головой и левой рукой. И то радость. Хм… что-то больно уж интересный набор болячек получается!..»

В голове медленно всплыло воспоминание об уроке верховой езды. Смирная кобылка Рябинка, испугавшаяся непонятно чего и резко взбрыкнувшая крупом, короткое падение на ужасно твердую землю, неприятный хруст и боль, от которой невозможно дышать, – а потом испуганные шепотки толпы и раз и навсегда укоренившаяся в спине боль.

«Бедный малыш! Как же ему было страшно и одиноко! И тоскливо, когда он понял, что даже всесильный отец не может заставить лекарей вылечить его. Он… Медленно умирал? Потеряв интерес к жизни и окружению, лежал с закрытыми глазами. Вот и причина серой хмари – сильная травма, а еще боль, тоска и отрешенность».

Непрошеными гостями полились из глаз слезы, и, поддерживая их, словно бы сам по себе влажно хлюпнул нос. Почти сразу усилилось ощущение человеческого присутствия рядом, а потом лица легким перышком коснулся платок.

– Все хорошо, господин мой, все будет хорошо.

Тихий грудной женский голос, а затем и мягкая рука, приподнявшая его голову, заставили открыть глаза. Перед носом тут же обнаружилась небольшая плошка с прозрачной водой – самое то, что ему сейчас было нужно.

– Во-от так, потихонечку…

За первой плошкой последовала вторая, за второй третья – и только тогда он довольно откинулся обратно, с удивлением ощущая, как его начало клонить в сон. Все те же мягкие и ловкие руки чуть-чуть поправили и взбили подушку, подтянули легкое одеяльце и пропали, оставив после себя слабый запах полыни.

«Бедный малыш!..»

Повинуясь легкому движению руки, мягкие женские ладони вернули рубашку тонкого полотна обратно, прикрывая выпирающие ребра мальчика.

– Хмм!..

Пока лекарь Стендиш задумчиво пощипывал свою по-европейски куцую бороденку, ухаживающая за принцем крови служанка успела привести его постель в надлежащий порядок и теперь молчаливо стояла рядом. Сам же он пребывал в сильном сомнении – стоит ли и дальше пользовать микстурами и пилюлями принца Димитрия, или уже можно прекратить? С одной стороны, лекарства явно шли ему на пользу – пациент стал более подвижен, у него появился просто отменный аппетит, да и румянец стал довольно частым гостем на впалых щечках. Был и еще ряд других, не менее верных признаков. С другой же стороны, эта его постоянная сонливость и странная худоба, при том что кормили сына правителя очень сытно и чуть ли не за двоих! Да ко всему еще и полная немота!.. За все время, что прошло со дня его чудесного исцеления, наследник не произнес ни одного слова. Да что там слова – даже мычания или стона и то никто не услышал! Вдобавок Ральфа чем дальше, тем больше тревожила неприкрытая злость в глазах мальчика, направленная именно на его скромную особу. Понятно, что приготовленные им тинктуры горьки и неприятны на вкус, и в последнее время он даже добавлял в них мед… Не в ущерб лечебным качествам, конечно. Но все же – такие чувства в столь нежном возрасте?.. Будь пациент менее знатен – он бы этим, может, и пренебрег, да только, к его величайшему сожалению, принц крови к таковым ну никак не относился.

– Сегодня, пожалуй, обойдемся без… Пилюль. Да, определенно.

Все та же челядинка молчаливой тенью скользнула к сундуку у окна, на котором аккуратным рядком были расставлены драгоценные (из-за содержимого, конечно) кувшинчики, и привычными движениями начала намешивать в небольшой серебряный кубок целебное питье.

– Испей, царевич. Еще глоточек и еще один. Вот и хорошо, вот и ладушки!..

Утерев темные капли микстуры с уголка бледных губ, женщина отошла сполоснуть кубок, а мужчина внутренне поежился, заметив на себе долгий и обещающий очень много всего плохого взгляд синих глаз. Вернее сказать, темно-синих, но вот в такие моменты ему почему-то казалось, что именно черных. Кстати, еще одна странность, связанная с принцем крови, заключалась в том, что Ральфа в его присутствии охватывала неожиданная слабость и головокружение, и приключалось все это именно тогда, когда он производил осмотр тела. Отчего он в последнее время старался не прикасаться к мальчику лишний раз (по крайней мере, своими руками). И как ни странно – это помогало!.. Подавив невольный вздох и отогнав от себя мысли о возможной порче и темном колдовстве, наложенном на наследника престола и частично перешедшем на него, Стендиш перекрестился и отступил на пару шагов назад, выходя тем самым из видимости своего пациента. Терпеливо дождался, пока сиделка тоже осторожно отойдет на свое место у окошечка, усядется и через некоторое время едва заметно кивнет, подтверждая, что принц успокоился и заснул. Еще раз перекрестился и вышел, радуясь: на сегодня все его заботы были окончены.

«Коз-зел английский! Чтобы у тебя руки по колено отсохли, урод!..»

Изрядно окрепшее и разросшееся за прошедшее время средоточие поддержало своего хозяина сильной волной колючего тепла, прошедшей по пищеводу в живот и превратившей «микстурку» лекаря-неумехи в обычную травянистую бурду. Ну по большей части. Вообще, если бы не «квалифицированная» медицинская помощь в исполнении иностранного (потому как крестился на католический лад) коновала и предыдущее «успешное лечение», Дмитрий, пожалуй, еще неделю назад рискнул бы попробовать встать и пойти. А пока… Приходилось большую часть и так невеликих жизненных сил пускать на то, чтобы выводить из тела накопившиеся шлаки и токсины плюс сводить на нет действие темно-коричневой бурды, вливаемой в него под видом лекарства. И пилюль, изготовленных из сурьмы с ртутью. Последнее средство вообще считалось универсальным – ну прямо великая панацея, не меньше.

«Мало мне было слабительного, стимуляторов и ртутных биодобавок – так теперь еще и желчегонное с кроветворным добавилось. Этот дятел что, думает, что у меня анемия и камни в желчном пузыре образовались? Впрочем, чему там думать, вся голова – одна сплошная кость!.. Слава богу, что хоть его пилюли удается потихоньку выплевывать. Иногда».

Глубоко вздохнув и одновременно с этим стянув все тепло из тела в средоточие, Дмитрий (а теперь он называл себя так даже в мыслях) ровно выдохнул и вместе с этим выпустил обратно тепло. Вдохнуть-выдохнуть, опять стянуть все тепло, выдохнуть и выпустить его обратно – раз за разом повторяя привычный цикл. Средоточие засияло маленькой звездой, посылая волны по всему телу, ток силы проходил ровно и почти без помех – сначала запекло в спине, затем приятно потеплели ноги и руки, чуть-чуть зазудело на кончиках пальцев… Вот средоточие словно бы уплотнилось, ощетинилось короной мелких разрядов, замерло – и полыхнуло короткой и неимоверно горячей вспышкой боли, разом уменьшившись вдвое. А заодно высветив на пару долгих секунд удивительный в своей невозможной красоте узор. Завораживающий, бесконечно сложный и пронизывающий каждую клеточку тела, свитый из толстых, средних и истончающихся во что-то совсем уж невидимое нитей самого разного цвета. Загадка, которая увлекала его, и чем дальше, тем больше! Тем временем боль утихла, унося с собой видение нереальности, тут же сладко-сладко заныло где-то под сердцем, легкая испарина пробила виски, а следом накатила приятная усталость и сильное чувство голода. Даже чересчур сильное, организм прямо и конкретно требовал – жрать! Нет, можно, конечно, и поесть, но лучше бы, хозяин, просто и без ограничений – пожрать. И лучше всего – чего-нибудь мясного.