И добавил несколько слов, выражающих его полное презрение к тардским мужчинам, не могущим обольстить женщину без помощи саремы.

— Все мы тут повязаны, — ответил я невпопад.

В самом деле, зачем асенам сарема? У них жертва всегда сама залезает в силок. Как я сейчас. Похожу здесь, погрущу и пойму, что с аристократами мне делать нечего. Проще отдать им все и исчезнуть.

— Кстати о тардах. Ты еще не видел их вблизи?

— Не удостоился.

— Пошли, познакомлю с одним. Я его привез в Аврувию полгода назад. Он получше других будет — забавный. Особенно если напоить.

— Пошли, — согласился я радостно.

Мне сейчас нужно было мощное противоядие от асенов.

* * *

Тард был в самом деле замечательный, хоть и трезвый. Видно было, что его не слишком беспокоят душевные смуты, но к тем, кого они беспокоят, он относится с сочувствием.

Он очень вежливо восхищался нашим праздником.

Как его зовут, я уже не услышал. Потому что взглянул на его спутников и понял, что противоядие может оказаться страшнее самого яда.

Нет, конечно, ни облаченный в черные одежды господин, ни его почтенная супруга не привлекли моего внимания. Нет, конечно, не они…

(Почему так часто говорят о красоте асенских женщин? Потому лишь, что они знают тысячу и один способ привлечь к себе глаза мужчин? Или оттого, что они крепко вбили это мужчинам в головы? Но все знают, что асенки прекрасны, тардки лихие бабенки, а на цереток и смотреть нечего.)

Она была красива как… Как облако, которое сейчас унесет ветер. Как птица, вспорхнувшая с ветки. Как дерево в каплях дождя, на миг вспыхнувшее под солнечными лучами.

Я непонятно говорю?

Она была одета в безобразное серое платье, и я в первый раз в жизни пожалел, что вижу сквозь время, а не сквозь ткань. Какие-то кошмарные кружева скрывали ее шейку до самого подбородка. Она поджимала губы, как старуха. Она не знала, куда деть руки. И все же я в жизни не видел девушки прекраснее. Ее красота была чем-то случайным, ненужным, почти нелепым. А поскольку я все последние дни также чувствовал себя нелепым и случайным, она сразу же стала мне несказанно дорога.

— Ида, — сказал суровый церет, — моя племянница. Он плохо говорил по-асенски, и вместо «найхе» — племянница сказал «найксе» — русалка. «Ида, моя русалка».

Я что-то ответил. О том, как я рад знакомству.

У нее были густые русые с золотинкой волосы, к концам они светлели. Наверное, если распустить их, они чуть-чуть вьются. Кончики пальцев закололо — до того захотелось дотронуться. И серые глаза. Такие, что цвет не разобрать, пока не подойдешь ближе. Близко-близко.

Первая моя мысль была: «До чего же не вовремя!» Потому что я знал: это всерьез и надолго.

Тард расспрашивал меня о нашем поместье. Кажется, не разводим ли мы лошадей. Что-то я отвечал.

И тут запели флейты. Хозяева приглашали всех в дом на церемонию.

Прежде чем Ник или этот тард успели понять, что происходит, я протянул Иде руку:

— Разрешите сопровождать вас к столу, госпожа?

Она отступила и пробормотала что-то на своем языке.

Впрочем, без перевода было понятно, что перспектива идти со мной под руку внушает ей неодолимый ужас. Дядюшка ее стал мрачнее тучи.

Тард принялся извиняться, говорил что-то о церетских обычаях. Ида залилась краской.

Я выдавил из себя:

— Конечно, о чем речь, разумеется.

И поспешно откланялся.

Даже не предполагал, что могу так обидеться.

На что обижаться, если рассуждать трезво? Какое право я имею? И тем не менее спутница была мне нужна позарез. Если я войду в дом один, то подпишусь под своим отлучением от Дома Дирмеда. Я быстро шел по аллее, выискивая дам, у которых еще не было кавалеров. «Я с любой пойду плясать, которая отважится».

Все девицы, однако, уже прекрасно знали, кто я такой и что у меня не все в порядке с головой, а потому спешили отвернуться и заняться разглядыванием какого-нибудь цветочка на клумбе. Глаз не отвела только одна. К ней я и направился, горя обидой.

— Добрый вечер, кузина.

— Добрый вечер, кузен, — ответила она удивленно. — Простите, мы виделись раньше?

— Нет, к моему величайшему сожалению.

— Тогда почему вы так уверены?

— В чем?

— Что я -ваша кузина.

— О, в каком-то колене — несомненно. Все аристократы родственники.

Она рассмеялась, и тут я наконец понял, почему она не отвернулась. На ее шее висел маленький серебряный кулон: фонарик со стеклами из дымчатых аметистов. Она надеялась, что этот знак отпугнет любого навязчивого кавалера.

Но у меня уже не оставалось времени.

— Я — Ивор, сын Аида. Вы разрешите сопровождать вас?

Она снова удивилась:

— Вы меня не узнали?

— Нет, ведь мы раньше не встречались.

— Я — Кайрен. Припоминаете?

— Простите, что? Я всего неделю назад приехал из поместья.

— И вам еще не успели рассказать всех новостей?

— Я почти ни с кем здесь не знаком.

Она засмеялась:

— Вы славный. Странный немного, но мне это, пожалуй, нравится. Пойдемте.

И подала мне руку.

— Кстати, кузина, — сказал я, — о чем мне разговаривать с вами по дороге и за столом, чтоб не попасть впросак?

— Только не о свадьбе, — ответила она поспешно. — Вы чем обычно занимаетесь? Я имею в виду, у себя в поместье. Лошади? Карты? Хозяйство?

— Хожу по лесу. — И, сообразив, что ответ звучит странно, добавил: — Охочусь.

— Вот и отлично! Будете мне рассказывать про ваш лес. А я обещаю внимательно слушать.

Впереди шли церет с женой и тард с Идой. Я заметил, что ни та ни другая пара не держалась за руки.

* * *

Свадебная церемония была проста до предела. Считается, что аристократы не нуждаются ни в чьем благословении. И если какие-то ритуалы еще выполняются, то лишь ради почтения к их древности. Словом, аристократы обращаются с богами как с выжившими из ума стариками и старушками: снисходительно потакают их мелким капризам и вежливо уклоняются от их советов в серьезных делах.

Отец невесты передал жениху белого голубя. Фергус, показывая, что согласен на брак, выпустил птицу в ночное небо. Потом он вдел в уши Алов опаловые серьги Дома Дирмеда, и все было закончено. Аристократы вернулись к своим разговорам и шуточкам, новобрачные накинулись на еду.

Боюсь, я оказался плохим кавалером. Весь ужин я бессовестно пожирал глазами Иду, а когда повернулся наконец к своей даме, ее уже след простыл.