Джек потерся подбородком о ее волосы и хрипло сказал:

– В самом деле я страшно не люблю, когда женщины плачут.

– И я… и я тоже, – глотая слезы, прошептала Фиона. Джек вздохнул, и завитки волос на ее висках от этого шевельнулись.

– Мне очень жаль Каллума.

Нежность, прозвучавшая в голосе Джека, вызвала у Фионы новый приступ слез. Ну и вид у нее был: красные глаза, мокрые щеки, к тому же эта отвратительная икота. Внезапно осознав все это, она попыталась высвободиться из объятий Джека.

– Мне нужно достать носовой платок.

Объятия Джека стали еще крепче, он стал успокоительно поглаживать ей спину.

– Я бы дал тебе свой, но кто-то его утащил.

Фиона хмыкнула.

– Я заставила Хэмиша сменить твою одежду. Ты был насквозь мокрый, и я не хотела, чтобы ты подхватил лихорадку.

– Ты так заботлива. Не многие мужчины, которых похитили и раздели, могут похвалиться тем, что за ними так хорошо ухаживали.

Она улыбнулась, уткнувшись носом в его влажную рубашку, голова ее продолжала покоиться на мускулистой груди. Постепенно ее прерывистое дыхание приходило в норму, наступало какое-то интимное молчание.

Равномерный стук его сердца, а также запах крахмала, исходивший от его рубашки, как-то успокоили ее. Грудь его вздымалась и опадала под ее щекой, это ее согревало с головы до ног, и Фиона удовлетворенно вздохнула.

Джек нагнулся и поцеловал ее в лоб.

Фиона замерла. Поцелуй был целомудренный, почти невинный и удивительно интимный.

– Ты прошла через ад, так ведь, любовь?

Он назвал ее «любовью». Не «моей любовью», а просто «любовью». Интересно, скольких женщин он так называл и у скольких из них сердца начинали биться так, как у нее?

Хотя она рыдала, уткнувшись в его рубашку и млея в его объятиях, правда заключалась в том, что Джек Кинкейд обращался таким образом со многими женщинами, которые также плакали в его объятиях. Джек не выносил вида плачущих женщин.

Фиона отступила от Джека в холод комнаты, взяла с рукомойника полотенце.

Она промокнула глаза, затем вспыхнула от смущения.

– Я не хотела мочить тебе рубашку.

Он посмотрел на небольшое мокрое пятно на груди, легкая улыбка смягчила суровую линию у его рта.

– Я не знаю, чья это рубашка.

– Это рубашка Дугала.

– Дугала? На манжетах кружева. Твой брат никогда не носил кружева.

Фиона слегка хмыкнула.

– Теперь Дугал – денди. Ты не поверишь, какой он стал модник.

Джек с минуту смотрел на нее, глаза у него были темные и непроницаемые. Протянув руку, он намотал завиток ее волос на палец.

– Да, неприятная история.

– Я знаю, – сказала она, желая, чтобы он в это мгновение исчез. Волосы ее были растрепаны, нос покраснел от рыданий. – Вся эта неделя была сплошным кошмаром.

– Наверно. – Джек поджал губы, продолжая разглядывать Фиону. – Только отчаяние могло вынудить тебя на подобное безрассудство.

Фиона встрепенулась.

– Я ни о чем другом не думала всю эту неделю.

– Но есть ведь другой способ, – настойчиво сказал Джек. – Почему ты не рассказала кому-нибудь о планах твоих братьев? Человеку, который мог бы их остановить?

– Кому? Джек, мои братья способны любого стереть в порошок просто потому, что они потеряли самообладание. Кто осмелится посмотреть им в лицо?

– Один из моих братьев, судя по всему, не побоялся, – мрачно произнес Джек.

Фиона напряглась, в ее глазах появился опасный блеск.

Джек, увидев это, поморщился:

– Я не хотел быть грубым. Просто хотя некоторые и верят в то, что члены вашей семьи способны вызывать дождь…

– И молнию. И град. Не притворяйся, что ты не веришь в проклятие.

Джек пожал плечами, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– Не имеет значения, что я думаю. Важно то, каким образом погасить пожар, чтобы мы могли вернуться к нормальной жизни. Когда ты обнаружила, что твои братья замышляют недоброе, ты должна была кому-то сказать об этом.

– Вот как? И кто же сможет удержать их? Может быть, твой отец? Человек, который заявил, что убьет любого Маклейна, появившегося на его территории?

Джек нахмурился:

– Он так сказал?

– Твой отец не любит сдерживаться. Кроме того, если бы я рассказала ему о планах братьев, они бы просто придумали что-нибудь другое и сделали бы все для того, чтобы я об этом больше не узнала.

Джек потер шею.

– Ты пыталась отговорить их?

– Разумеется!

– Ты сказала о возможных последствиях и…

– Кинкейд, я продумала все варианты. Нет никакого другого выхода.

Джек с минуту пристально смотрел на нее.

Фиона слегка ссутулила плечи. Возможно, он найдет выход, которого она не смогла отыскать. Возможно, он отыщет тропку, которую она прозевала…

– Проклятие! – Джек повернулся, подошел к кровати и оперся о постельный столбик. – Ну и дела! – Он провел рукой по волосам, поморщившись, когда коснулся пальцами ссадины. – Твои братья такие же горячие головы, если не хуже.

– Мои братья имеют основания для гнева, – вскинулась Фиона.

– Недостаточные для того, чтобы замышлять убийство.

– Джек, я не оправдываю их, но ты не знаешь, что мы пережили.

– Фиона, не надо…

– Это тебе не надо! – Она сжала кулаки, ярость придала ей энергию, которую она было утратила. Снаружи на солнце набежала тень, внезапный порыв ветра с грохотом рванул ставни. – Каллум умер, его кости гниют под шестью футами земли. Мы все в гневе, абсолютно все в гневе! – Она ткнула пальцем себя в грудь. – Знаешь, как мне все это не по душе? Мне тошно видеть тебя в подобной ситуации! Мне тошно лгать моей семье и отцу Маккенни! Тошно, что я вынуждена выйти замуж за самого гадкого мужчину на земле!

Эти слова буквально прозвенели в комнате. Джек устремил на нее взгляд голубых глаз, которые потемнели настолько, что сделались почти черными.

– Ты уже сожалеешь, что вышла за меня замуж?

– Так же как и ты сожалеешь о том, что женился на мне.

– Мы согласны в одном: мы не подходим друг другу.

– И никогда не подходили, – горячо добавила Фиона.

– В таком случае ты также согласишься, что нежеланный ребенок, который придет в этот мир, ничего не изменит.

– Наш ребенок не будет нежеланным! Я буду с радостью и удовольствием заботиться о нем.

Джек прищурил глаза.