Обедать домой он не пошёл. В столовую также. Не хотел своим присутствием ставить сослуживцев в неловкое положение. Но один из самых смелых принёс ему в кабинет стакан крепкого чая и свежий бублик. Судоплатов взглянул на него, и на мгновение ему показалось, будто он смотрит сквозь тюремную решётку. По телу пробежали мурашки. Резким движением он разломил бублик и съел его. Быстро, озлобленно. Выпил и чай.

До собрания оставалось два часа. Больше никто не заходил к нему. Словно он уже не существует. Без конца поглядывал на часы. Стрелки передвигались медленно. Время тянулось тягостно, мучительно.

Вдруг резко открылась дверь, вбежал взволнованный сотрудник, который приносил Судоплатову чай, и, приблизившись к нему, прошептал:

– На объявлении исчезла надпись о «персональном деле»…

Судоплатов молча смотрел на товарища и не мог понять, о чём тот говорит.

– Ни слова о «персоналке», – удивляясь, продолжил сотрудник. – На объявлении о повестке дня: “Персональное дело П. Судоплатова” заклеено напечатанным на машинке текстом: «О положении в пионерском лагере». О тебе ни слова!

Судоплатов продолжал молча смотреть на недоумевавшего коллегу, теряясь в догадках: что бы это могло значить? Всё выглядело как-то странно и непонятно. С чем это связано? C лучшим или самым худшим?

Павел Анатольевич знал, что надо быть готовым ко всяким неожиданностям. И все же чья-то странная затея оставалась непонятной: уловка? Или что-то действительно изменилось? Внешне спокойный, он поблагодарил коллегу и попытался продолжить работу. Но если раньше это как-то удавалось, то теперь стало невозможным. Сосредоточиться он не мог, будоражили самые разные мысли. Все смешалось…

Тем временем любопытные сотрудники подходили к доске объявлений, читали, перечитывали и, ничего не поняв, уходили. Никто не рисковал обсуждать произошедшую метаморфозу. Лишь кое-кто осмеливался пожать плечами, но так и не произнеся ни слова, уходил обескураженный. Со стороны это напоминало кадры немого фильма.

Партсобрание началось точно в назначенное время. Судоплатов сидел и терпеливо ждал, хотя каждая минута казалась ему вечностью и в голову лезли самые невероятные мысли. Такая вот своеобразная казнь. Внешне же казался спокойным, будто о его персональном деле вообще не было и речи. Говорили о детях сотрудников, об увеличении для них мест в пионерлагере и санатории, об улучшении питания, культурных мероприятиях, привлечении к работе толковых пионервожатых…

Партсобрание закончилось принятием резолюции по благоустройству пионерского лагеря. Ни слова о персональном деле сотрудника Павла Судоплатова. Никто из коммунистов не отважился поинтересоваться у членов партбюро, чем вызвано изменение повестки дня. Проглотили молча.

Лишь далеко за полночь информация появилась. Ещё остались в ИНО отважные люди. И от них Судоплатов узнал, что наркому срочно понадобился сотрудник с профессиональным опытом работы в нелегальных, весьма сложных обстоятельствах.

Руководство НКВД, понимая огромную ответственность за выполнение задания, оказалось в затруднительном положении. Ещё совсем недавно, год-два назад, вопрос о том, где взять нужного человека для сложной операции, мог показаться более чем странным. Специалистов самого различного профиля в ведомстве хватало. Любой категории. Теперь же ситуация, как ни прискорбно, сложилась иная: не могли найти достойного исполнителя. Разумеется, никто вслух в этом не признавался; каждый лавировал, как мог, избегая разговора о столь плачевном положении с кадрами.

Сутки напролет «наверху» обсуждали самые различные кандидатуры исполнителя задания, приглашали с периферии отдельных сотрудников, беседовали с ними, прикидывали варианты, придумывали легенды, спорили и снова сходились во мнении, что всё построено на зыбкой основе. Понимали, что поручить серьёзное задание малосведущему работнику означало заведомый провал операции, а это сулило неприятности.

Поскольку задание касалось контакта с Организацией украинских националистов, руководители ИНО пришли к выводу: привлечение к операции сотрудника хотя и обладавшего нужными качествами, имевшего опыт работы за рубежом, но ранее не вступавшего в непосредственный контакт с руководством националистического подполья на территории Украины, может привести к провалу.

Каждый новый человек, прибывавший в Координационный центр ОУН, находившийся в Берлине, рассматривался там как потенциальный агент ГПУ. Будь у него самая неуязвимая легенда. Если он не известен никому из руководства подполья на Украине, от которого якобы прибыл на связь, в провале операции можно было не сомневаться.

В наркомате ломали головы, перебирали имена сотрудников, соприкасавшихся с националистическим подпольем, прикидывали, сочиняли легенды, продумывали варианты. И в итоге отказывались от них. Просочился слух, что задание исходило от самого генсека, ему же надлежало доложить о подготовке к «операции» и кандидатуре исполнителя, которую предстояло лично согласовать с ним.

Время шло. Генсек ждал. Пока он молчал. Это, однако, не означало, что у него неограниченный запас терпения. Отрапортовать о якобы начавшейся подготовке к операции невозможно. Сразу возникнет вопрос: кто исполнитель конкретно? И обнаружится враньё. Расстреляют мгновенно. Как за умышленную дезинформацию. Либо решат, что в НКВД орудует контрреволюционная шайка.

Снова обдумывали: как выйти из создавшегося положения, чтобы отреагировать немедля. Тянуть с исполнением задания опасно. Генсек вникает в мельчайшие подробности, касающиеся зарубежных дел.

В ИНО царила растерянность. Признаться в отсутствии подходящей кандидатуры? Но кто так отчаянно смел? Шутка ли, заявить, что задание невыполнимо! Или требует дополнительного времени на подготовку. Иного не оставалось, как незамедлительно приступить к выполнению задания. Всё другое будет истолковано как вредительство, всех причастных к операции лиц сразу же отстранят от занимаемых должностей. Как минимум. Могут создать и комиссию по расследованию. Завершится же всем хорошо известным концом. Двух мнений и быть не могло.

В подобных ситуациях люди нередко кончали самоубийством, чтобы не пострадали родные, близкие. О коллегах по работе теперь мало кто беспокоился. В НКВД это стало «немодно», хотя и оставались люди, способные на товарищеский подвиг.

Что бы ни придумывали высшие руководители ИНО, как бы ни прикидывали, старались найти выход из создавшегося положения, единственным реальным вариантом оставалась кандидатура Андрея Андрейченко.

Но как быть? Против Павла Судоплатова выдвинуто обвинение в утере бдительности, в несодействии своевременному разоблачению врага народа, бывшего заместителя начальника ИНО НКВД СССР Шпигельгласа.

Судоплатов работал под непосредственным руководством Шпигельгласа. Вполне возможно, что он кое-что знал, но не сообщил об антигосударственной деятельности шефа. Таких предположений достаточно, чтобы Судоплатова считать его соучастником.

И всё же начальнику ИНО пришлось доложить наркому о предпочтительном варианте участия в операции известного националистам Павла Судоплатова – «Андрейченко». Хотя на него и имеются компрометирующие материалы, но пока не подтверждённые.