Что верно, то верно, подумал Мэтью. Он уже имел стычку с человеком, державшим самый большой нож, и порой в темные моменты представлял себе, что это лезвие прижато ему к горлу.

Грейтхауз поставил чашку на стол.

— Зед — га.

— Га? — переспросил Мэтью, не уверенный, что правильно расслышал.

— Га, — повторил Грейтхауз и глянул в сторону. — А вот и Эвелин.

Эвелин Шелтон, одна из двух официанток, сверкала зелеными глазами, а светлые волосы напоминали расчесанное облако. Она была учительницей танцев, и сейчас очень ловко шла сквозь утреннюю толпу. На руках ее постукивали и позвякивали браслеты из меди и слоновой кости.

— Мэтью! — широко улыбнулась она. — Что тебе принести?

Лишние уши, подумал он, не понимая, что это за «га» такое.

— Даже не знаю. Крекеры сегодня есть?

— Свежие-свежие.

— Возьми жареные колбаски, — предложил Грейтхауз, вгрызаясь в очередную связку. — Расскажи ему, Эвелин, как они из него мужчину сделают.

Смех у нее был — словно взлетели стеклянные колокольчики.

— Ой, они такие острые! Но так быстро уходят, что не получается держать запас — они у нас бывают только несколько дней каждый месяц. Так что заказывать надо заранее!

— Такие острые я лучше оставлю мистеру Грейтхаузу, — решил Мэтью. — А мне крекеры, мисочку кукурузной каши, бекон и сидр, пожалуйста. — Официантка отошла, и он посмотрел на своего визави: — Так что такое га?

— Племя такое. Ух ты, просто жжет! — Грейтхауз промокнул лоб салфеткой. — Но чертовски вкусно. Зед происходит из племени га, с побережья западной Африки. Я так подумал, когда ты описал мне шрамы на его лице. Некоторым детям их наносят еще в младенчестве — тем, кого будут обучать как воинов. — Он отпил еще чаю, но колбаски явно требовали большего, потому что Грейтхауз тут же сделал еще один глоток. — А когда я эти шрамы увидел, следующим шагом было определить, насколько Зед умеет драться. Мне кажется, он весьма умело справился с ситуацией. А тебе?

— А мне кажется, что его смерть была бы на вашей совести, — мрачно заявил Мэтью. — И наша тоже.

— Вот и видно, как мало ты понимаешь. Воины племени га — лучшие рукопашные бойцы в мире. И еще они славятся своим бесстрашием. Зед вообще вчера сдерживался. Он мог переломать шеи всем, кто там был, и даже не вспотеть.

— Но если так, — спросил Мэтью, — отчего же он тогда раб? Такой бесстрашный воин мог бы как-то отбиться от веревки работорговца?

— Ага, — кивнул жующий Грейтхауз. — Это ты верно заметил. Собственно, потому я и договорился с мистером Мак-Кеггерсом об этом испытании. Воин племени га в рабстве — большая редкость, и Мак-Кеггерс не знал, что ему досталось. Ему нужен был раб покрупнее, чтобы трупы ворочать, он понятия не имел, что купил боевую машину. А мне нужно было знать, на что способен Зед, и «Петушиный хвост» показался мне вполне подходящим местом, чтобы это проверить.

— А чем вы объясняете, что этот… эта боевая машина превратилась в раба и что он не вышел с боем из этого затруднительного положения?

Грейтхауз откусил кусок лепешки и постучал вилкой по тарелке. Мэтью, ожидая, пока он заговорит, с интересом отметил, что Салли Алмонд покупает тарелки и чашки — того популярного цвета, что называется «кровь индейца», — у Хирама Стокли, который, отстроив свою лавку, стал экспериментировать с различной глазурью. После разгрома, учиненного быком по кличке Брут, мастерская Стокли удвоила оборот.

— Что именно привело его в затруднительное положение, как ты это назвал, — ответил наконец Грейтхауз, — вряд ли когда-нибудь станет известно. Но я бы сказал, что даже самый умелый воин может получить сзади дубиной по голове, или его могут скрутить всемером-ввосьмером, или он может пожертвовать собой, чтобы кто-то другой избежал цепей. Его народ — рыбаки, с давней историей мореплавания. Его могли поймать на лодке посреди моря, когда деваться было некуда. Я бы сказал, что язык потерять он мог потому, что не прекратил сопротивления, и душевный работорговец объяснил ему, что будет отрезано следующим. Все это возможные варианты, но — повторюсь — вряд ли мы узнаем правду.

— Меня удивляет, что он не убил Мак-Кеггерса и не рванул на свободу.

— А зачем? — Грейтхауз посмотрел на Мэтью как на дебила. — Куда бы он делся? И какой был бы в этом смысл? По моим наблюдениям, Мак-Кеггерс с ним обращается хорошо, и Зед платит ему верностью… — Он замолчал, доставая часы. — Насколько должен быть верен раб, учитывая ситуацию. Кроме того, это показывает, что Зед умен. Иначе он не был бы мне интересен. И я бы не заплатил Бенджамену Оуэлсу за костюм для него.

— Что? — Это уже было серьезно. Грейтхауз и вправду заплатил за костюм? За костюм для раба Мак-Кеггерса? Придя в себя, Мэтью сказал: — Вас не затруднит объяснить — пожалуйста, как можно резоннее, — почему у вас такой интерес к Зеду, что вы хотите нанять его на работу для агентства? Если мне это не приснилось.

— Нет, не приснилось. Тебе принесли завтрак.

Пришла Эвелин, неся поднос с едой для Мэтью. Заодно она показала пустой холщовый мешок, на котором было красной краской написано «Колбаски миссис Такк», а ниже — девиз «Такк’ая радость!».

— Дорогие друзья, все кончились! — Объявление вызвало всплеск возмущенных воплей, впрочем, добродушных. — Очередная партия будет в следующем месяце, и мы обязательно вывесим объявление.

— Популярное блюдо, — заметил Мэтью, когда Эвелин поставила перед ним тарелку.

— Не верят, что больше нет, пока не увидят. Если бы эта леди не жила так далеко, в Пенсильвании, Салли бы с нею вошла в дело. Но как бы там ни было, — она пожала плечами, — сейчас колбаски кончились. Вам что-нибудь еще принести?

— Нет, все хорошо, спасибо. — Когда Эвелин удалилась и шум стих, Мэтью посмотрел Грейтхаузу в глаза — тот спокойно продолжал есть. — Ну вы же не серьезно — насчет нанять Зеда?

— Совершенно серьезно. Поскольку я имею от Кэтрин полномочия принимать решения в ее отсутствие, то немедленно приведу колеса в движение.

— Колеса в движение? Что это значит?

Грейтхауз доел последний кусочек колбасы, который явно собирался посмаковать после кукурузной лепешки.

— Во-первых, агентству надо будет выкупить его у Мак-Кеггерса.

— Выкупить?

— Да, именно это я и сказал. Что с тобой, Мэтью? Не выспался? — И тут Грейтхауз хитро улыбнулся: — А! Понял. Ты поздно лег, гулял при луне с внучкой Григсби?

— Вот уж нет!

— Ты говоришь одно, а твой румянец — другое.

— Мы с Берри — друзья, — сказал Мэтью и сам услышал, как неестественно прозвучал его голос. — И только.

Грейтхауз хмыкнул:

— Я бы сказал, что двое, ради спасения жизни бежавшие через виноградник, либо никогда не захотят друг друга видеть, либо станут больше, чем друзьями. Но удачно, что ты ее сейчас вспомнил.