— Зачем нам говорить о моих ранениях? — серьезно спрашивает он и упирается крепкими ладонями в лавку.

Он почти касается моих бедер пальцами, которые так близко, что мне не стоит шевелиться. Но от его жара не спрятаться и не сжаться так, чтобы ничего не чувствовать. Он повсюду и постепенно забирается под мою шелковую блузку. Я ежусь и машинально закусываю нижнюю губу, не зная, как еще сбросить напряжение.

— У моего мужа есть люди с оружием, — я с трудом произношу то, что собиралась.

— Я в курсе.

Я отнимаю ладонь от своего тела и сбиваю мужчину с толку, прикасаясь к нему. Но я быстро переношу пальцы туда, где мне кажется должны быть шрамы от огнестрельных выстрелов.

— Здесь? — спрашиваю я, едва касаясь выбранной точки.

— Выше.

Паша обхватывает мою ладонь и помогает найти правильное место. Хотя я не проверяю, не осмеливаюсь надавить так, чтобы почувствовать его кожу сквозь ткань рубашки.

— Я думала, такое не проходит бесследно. И люди становятся осторожными.

ПАВЕЛ

Она очень хрупкая.

Но в то же время очень сильная.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать осторожность к черту, и сделать то, что считаю нужным. Любую другую я бы уже стянул в руках и поцеловал. Я даже уверен, что Ольга ответит, поддастся мне и не будет отталкивать. Но потом пожалеет, и завтра станет еще сложнее. Она найдет очки, шторку… другого водителя.

— Всё давно зажило, — я улыбаюсь ей, надеясь, что она ответит тем же. — Как в прошлой жизни было.

— Тебе, правда, не страшно?

— Мне хорошо с вами.

— Я о другом…

Ольга замолкает и опускает взгляд на свою ладонь, которую забыла на моем теле. Я давно отпустил ее запястье, но она продолжает осторожно держаться за меня, почти невесомо указывая на место шрамов. Я чувствую прикосновение ее тонких пальцев, от которых исходит приятное ласковое тепло. Она ведь хочет… Сама тянется и сама запрещает себе.

Он так ее запугал? Что нужно сделать с женщиной, чтобы она боялась даже шаг сделать в другую сторону? Каким ублюдком надо быть? И какую часть ее кошмара я видел? Может быть, я только думаю, что знаю, что происходит между ними. А за закрытыми дверьми творится то, из-за чего она сейчас как зверски сжатая пружина, которая скорее пойдет на излом, чем разожмется.

Черт!

Так что я видел? И что я понимаю? Я точно знаю, что Ольге плохо от одного его присутствия, я в малейших деталях выучил выражение ее лица, когда Дмитрий оказывается рядом. Это смесь отвращения и выцветшего испуга, словно он живет глубоко в ней, но она уже устала бояться и переживать по каждому поводу.

Ольга не похожа на себя, когда он рядом. Совершенно другой человек, который оживает на глазах, стоит мужу покинуть комнату или выйти из машины. Я столько раз видел эту перемену, что даже перестал удивляться и научился пережидать бурю, как она.

Но я не могу больше так… Я должен найти выход.

И я подаюсь вперед сам, чтобы она дотронулась сильней. Ольга все-таки пугается, будто у меня там свежая повязка, и уводит ладонь на мое плечо. Судорожно сминает ткань моей рубашки, проигрывая желанию, и тут же включает стоп, прикрывая глаза.

— Хватит, Ольга.

Я обнимаю ее за плечи и уверенно прижимаю к себе, угадывая, как женский смазанный выдох обжигает грудь. Она резко дергается в первое мгновение, а потом затихает и больше не сопротивляется, наоборот, обмякает в моих руках и не шевелится. И прячет лицо, словно случится страшное, если наши глаза пересекутся. А я хочу видеть ее, хочу успокоить и дать выдохнуть, чтобы она, наконец, поверила в меня.

Доверилась.

— Паша…

— Все хорошо, — я провожу ладонью по ее голове, откидывая сбившиеся волосы назад, — я тут, я рядом.

— Я надорвала твой карман.

— И плевать.

— У моего мужа есть такая рубашка.

— Черт, я не знал…

— Не знаю, зачем сказала, — она вновь шумно выдыхает и кривится, прижимаясь ко мне лицом. — Прости.

Я помогаю ей отпустить кусок ткани, об который она зацепилась, и переплетаю наши пальцы. Меня самого сносит от того, что она в моих руках. Так близко и так крепко, и ее сладкий запах бьет по мозгам. В голове стоит густой туман, сквозь который скверно думается.

Но я стараюсь прислушиваться к ней и жду, когда она привыкнет к моей близости и хотя бы чуть выдохнет. Потому что она обнимает меня и отвечает, но все равно как натянутая струна.

— Ты опять пахнешь сигаретами.

— Да, на парковке… Я курю, когда туплю. Я подумал о чемодане в последнюю очередь. Поймал мальчишку уже на этаже, он почти дошел до номера и посмотрел на меня, как на идиота.

Мой голос действует. Она расслабляется и постепенно переносит вес на меня. Или успокаивается от того, что я не распускаю руки и никуда ее не тяну. Меньше всего я хочу напоминать ее мужа, который не знает слово “нет” и всегда делает только так, как он хочет.

— Ты заплатил ему?

— Да. Не помогло. Наверное, он понял, что я с другого этажа. Чего со мной любезничать?

— Ты выглядишь на этот этаж, — Ольга мягко усмехается, а я улыбаюсь, угадывая потеплевшие нотки в ее мелодичном голосе.

— Это комплимент?

— Факт, Паша, — она плавно ведет щекой по моей груди и ненадолго замолкает. — У тебя так быстро бьется сердце. Тук-тук, тук-тук.

— Я даже знаю причину.

Она коротко смеется, а потом запрокидывает голову и смотрит мне в глаза.

— Мне сейчас хорошо, — признается она. — Я забыла, что так может быть.

Я все-таки ухожу, когда она начинает засыпать. Ольга успокаивается в моих руках, плавно вбирает воздух и выдыхает, задевая ворот рубашки. Она прикрывает глаза и замолкает, все-таки монотонная дорога и нервотрепка по поводу забывшегося водителя берут свое. Я отношу ее в спальню и снимаю ее туфли, на что девушка беззаботно улыбается. А мне становится так трудно развернуться и идти своей дорогой, потому что хочется стоять и молча смотреть на нее. И еще знать, что она не проснется тут же и не начнет крутить плохие мысли, испугавшись того, что произошло между нами.

Она на грани. И сама не знает, как отреагирует завтра.

В моем номере пахнет ванилью, что кажется грубой насмешкой. Как дешевый заменитель того сладкого аромата, который исходил от ее шелковой кожи. Я иду на балкон и снова курю, смотрю на центр города, который не думает засыпать и полыхает огнями и рекламными вывесками.

Мне самому надо спать, но сна нет. Я отлично знаю это состояние — чертова мобилизация, когда шальная доза адреналина гуляет по кровотоку. Нужно что-то делать, придумать четкую линию и действовать, ведь иначе будет хуже с каждым днем. Что ей мои руки и слова? Ей нужна защита от мужа, она боится его до дрожи и это естественно, я знаю много людей, которые его боятся также. Я все прекрасно понимаю, хотя не показываю Ольге. И сколько у Дмитрия связей, и сколько вооруженной охраны, и сколько опыта по трамбованию под асфальт неугодных. Только что с того? Развернуться и уйти? И знать, что он продолжает издеваться над ней день за днем…