Человек сначала был подобен ребенку, зависел от «воздушной» (духовной) сферы. Последней угрожали Сатана, темная сторона реальности, и собственные инстинкты человека (собственная тень человека). Христос прорвался сквозь ворота ада, но не вернулся, как обещал. Идеи кватерниона и Философского камня совпадают с началами естественной науки. Размышления алхимиков привели к идее о четырех состояниях при соединении, к модели пространственно-временного кватерниона четырех измерений и, наконец, к различным современным четверичным моделям субатомного мира. Эта последовательность заканчивается ротондой, архетипическим образом вращения (которое выходит за пределы статической модели четверичности). Этот взгляд опять совпадает с представлением о духовном Человеке.

В виде уравнения эта модель «Я» может быть выражена в виде формулы, показанной слева:

А — первоначальное состояние (в данном случае Человека), A1 — конечное состояние, а, В, С, D — промежуточные состояния. Структуры, которые выделяются из этих состояний, обозначены в каждом случае маленькими буквами а, b,с,d. В отношении структуры этой формулы мы должны помнить, что имеем дело с непрерывным преобразованием одного и того же вещества. Это вещество и его соответствующие состояния преобразования всегда будут порождать себе подобных; так А будет создавать а, а В — Ь; соответственно b даст В, а с — С. Также предполагается, что за а следует b и что формула читается слева направо. Эти допущения остаются в силе и для психологической формулы[71].

Все, на что эта формула может указывать — так это более высокий уровень, который можно достичь с помощью процесса преобразования… Изменение заключается в развертывании всеобщности по четырем частям четыре раза, что означает, что оно становится осознаваемым и не более того.

Юнг сравнивает этот спиральный процесс в «Я» с самовосстановлением ядра углерода в углеродно-азотном цикле, при котором ядро углерода захватывает четыре протона и излучает их вновь в виде альфа-частицы в конце этого цикла, с тем чтобы вернуться к своей исходной структуре[72].

Аналогия с физикой не выходит за рамки нашей темы, поскольку символическая схема сама по себе олицетворяет падение в материю и требует идентичности внешнего с внутренним. Душа не может полностью отличаться от материи, поскольку как бы в противном случае смогла бы она приводить в движение материю? А материя не может быть чуждой душе, поскольку каким бы еще образом смогла материя породить душу?

Душа и материя существуют в одном и том же мире, и каждая принимает участие в другой, в противном случае любое противоположное действие было бы невозможно. Если бы можно было продвинуться в этом направлении достаточно далеко, мы смогли бы прийти к конечному соглашению между концепциями физического и психологического. Наши сегодняшние попытки могут показаться дерзкими, но я уверен, что они идут в верном направлении. Математика, например, не раз уже доказывала, что ее чисто логические конструкции, которые выходят за пределы всякого опыта, в дальнейшем совпадали с поведением вещей. Равно как и события, которые я называю синхроническими, указывают на глубокую гармонию между всеми формами бытия[73].

Эта символическая модель Юнга, кажется, отображает базовую структуру физической и психической жизни. Достаточно интересно то, что брачная система меланезийцев, которая пытается сохранить навсегда поток жизни с помощью системы брачного обмена между двумя кланами (один прослеживается по женской линии, другой — по мужской), также в результате дает два типа спирали: закрытую спираль, олицетворяющую линию жизни, прослеживаемую по материнской линии, и прерванную спираль, олицетворяющую энергию способности к деторождению.

И, наконец, последнее, но не менее важное: генное вещество, как это было открыто Ватсоном, Криком и Вилкинсом, представляет собой двойную спираль. Может быть, эта модель отображает биологическую аналогию с архетипической идеей времени как спирали, которая примиряет линейный и циклический аспекты времени.

Но не только Платон связывал время с числом. Для Аристотеля также время было чем-то вроде числа: «Время представляет собой число движения по отношению к предыдущему и последующему». Но в уме его было лишь одно движение: вращение небес, поскольку оно является вечным и равномерным[74]. С другой стороны, время для Аристотеля не существовало без изменения[75]: «Время — это своего рода число, а именно число непрерывного движения». Это замечание, несомненно, относится к периодичности небесных явлений. Эта точка зрения Аристотеля критиковалась за то, что является только определением измеряемого времени, но не времени как такового. Тем не менее, мне кажется, что взаимосвязь времени и числа в действительности гораздо глубже. Если прав Александр Маршак[76], то одной из наиболее старых игр человека палеолита была игра в нанесение числовых меток на камнях и костях, которая представляла собой своего рода «разделение времени на элементарные составляющие». Это действие, по Маршаку, стало началом нашей цивилизации. Эти отметки служили с самого начала для отсчета календарных дат.

Связь между временем и числом также представляло собой одно из фундаментальных утверждений в Китае, но с одним тонким отличием. Числа в их количественном проявлении не играли важной роли у китайцев; для них число, как отмечает Гране[77], обладало скорее качественной эмблематикой или символизмом, но при этом как и у нас тоже отображало закономерные отношения между вещами. Эти символы отражали в рамках иерархической упорядоченности базовые структуры Вселенной; таким образом они позволяли увидеть «в совокупности зависящие от обстоятельств индивидуальные аспекты какой-либо космической единицы». Именно отсюда начинается время, — поскольку эти зависящие от обстоятельств аспекты обнаруживаются во временной последовательности. Они изменяются с течением времени, но каждое мгновение носит качественный характер[78]. Поэтому время в Китае было конкретным континуумом, включающим в себя качества или фундаментальные условия, которые могут проявиться относительно синхронно в различных местах. Известная книга предсказаний — И Цзин — построена на этом предположении. Время, с ее точки зрения, состоит из отдельных элементов: упорядоченных фаз трансформации космического целого[79]. Философ Ван Фу-Чжи (1619–1692 г.г.) считал, что все существующее представляет собой космический континуум, который содержится в себе самом и не доступен чувственному восприятию. Но в отношении своей имманентной динамики он различает в себе отдельные образы или структуры, которые следуют один за другим во времени и которые можно объяснить с помощью арифметических процедур. Таким образом, все числа в Китае являются также индикаторами времени, которые сообщают нам нечто о качестве каждого момента. Поэтому в Китае время никогда не рассматривалось как абстрактный параметр или пустая система координат, но всегда определялось по совпадению событий, которые все сходились вместе в некоторый из своих моментов. Вся Вселенная таким образом обладала временной ритмической структурой. Самым базовым ритмом является чередование Ян и Инь. Китайская музыка в целом была создана в соответствии с ритмическими структурами Вселенной. Ключевая идея, связанная с ритмом, заключалась в энантиодромии[80]: всякий раз когда линия оракула И Цзин (см. стр. 34) или какой-либо символ достигали своего предельного состояния полноты, они скачкообразно переходили в противоположное состояние. Эта идея была также сформулирована греческим философом Гераклитом, который называл судьбу «мировым порядком [логосом], возникшим из энантиодромии, создателя всех вещей»[81]. Юнг вновь стал использовать термин энантиодромия для описания психологического закона: все предельные психические состояния стремятся к своей противоположности: добро к злу, счастье к несчастью, непомерная духовность к уступке инстинктам и т. д.