Я засмеялась. Мягко провела пальцем под нижним веком правого глаза. Как такое может быть, что для настоящей красоты нужен всего лишь розовый свитер?

* * *

Я не знаю, откуда взялась эта чесотка – то ли от свитера, то ли кожа реагирует на что-то другое, – но не могу стоять на месте спокойно. Переминаюсь с ноги на ногу, пока жду Эспена на крыльце.

Перед выходом я хотела переодеться во что-нибудь совершенно другое, но мама настояла, чтобы я пошла в розовом свитере. Дала ему шанс, так сказать.

– Great things never come from comfort zones[10], – строго заповедала она.

И я не стала переодеваться. Мне ведь тоже хочется иметь great things, так что как-то так.

Увидела, как ко мне бежит Эспен.

– Сорри, что опоздал!

Он остановился передо мной, рот до ушей. Улыбнулась ему в ответ. Дзынькнул его телефон. Он достал его из кармана, посмотрел и снова улыбнулся.

– С кем ты переписываешься?

Интонация вопросительная, но не слишком, – чтобы не подумал, что для меня его ответ очень важен. Хотя, возможно, это так и есть. Он пожал плечами.

– У нас групповая домашка, надо договориться о встрече.

Тут он увидел мой свитер. Я выпрямилась, чтобы он сел как надо.

– Новый свитер?

Я одернула обновку и посмотрела вниз, сделав вид, будто тоже вижу его в первый раз.

Хм-м, какой розовый пушистый свитер, как он резко отличается от моего гардероба. Как я могла выйти из дома и не заметить его на себе? Загадка.

– Этот? Мама купила. Думала, мне понравится.

Хотела добавить, что он идёт к моим глазам, но передумала. Вместо этого выпучила их на Эспена, чтобы он сам обо всем догадался. Ещё вытянула шею и захлопала ресницами. Лицо словно обожгло огнем.

Эспен не заметил моих глаз, но засмеялся.

– Необычно.

Он пошёл к школе. Я засеменила следом, свитер собрался в складки в районе живота. Он слишком теплый. Яркий. Лохматый. Теперь я это поняла. Это дурацкий свитер, и этот дурацкий цвет.

И у меня опять эпик-фейл.

* * *

В библиотеке сегодня жарко, и у меня все ещё плохое настроение. Мы забились в самый дальний угол за шкафами с книгами по истории, куда никто никогда не загля дывает. Там тихо и пусто, и можно нормально разговаривать вслух, хоть это и запрещено.

Я глубоко вздохнула. Эспен, оторвавшись от книги, поднял на меня глаза.

– Сдаюсь, – сказала я. – Я не справлюсь с этим заданием.

Эспен странно на меня посмотрел.

– Ты что, с ума сошла?

– Нет. Я смотрю правде в глаза. Осталось четыре дня до первой презентации. Это нереально.

Легла лбом на прохладную поверхность стола. Он остудился, голова успокоилась, и я снова ее подняла.

– В пятницу я буду стоять перед классом и рассказывать: «Приве-е-ет. Меня зовут Мари. И я… никто».

Скорчила трагическую гримасу. Эспен заржал.

– Ты насмотрелась всякого убожества на канале Хедди.

– Тебе обязательно так громко разговаривать?

Я закатила глаза. Эспен ответил мне тем же. Потом он наклонился и продолжил, но тише.

– Мари, ты ведь смешная.

Я покачала головой.

– Эспен. Это ты с ума сошел?

Но он не унимался.

– Да нет, серьезно. Ты смешней всех, кого я знаю. Только ты можешь что-то намутить со своими волосами и потом их отмывать, твои неловкие движения, которые ты называешь танцем, – просто угар, и только у тебя изо рта выпрыгивают икринки, когда ты начинаешь слишком громко смеяться. И я начинаю улыбаться ещё до того, как отрываю твои сообщения.

Щеки запылали огнём.

– Это правда! Сама подумай. Я с тобой тусовался не меньше миллиона часов, мне ли не знать. – Задумавшись и немного задержав на мне взгляд, он продолжил: – Вот о чём ты можешь рассказать. Что ты абсолютный нёрд[11].

Нёрд.

Не поняла.

Он не заметил, как я напряглась и втянула живот, и заговорил дальше.

– Я тебе помогу, – сказал он. – Заходи ко мне завтра после школы, придумаем что-нибудь.

– Да, но… нёрд? – неуверенно произнесла я.

Эспен пожал плечами.

– А разве нет? Ты хорошо делаешь множество вещей, Мари, просто быть крутой – это не про тебя.

Он легко рассмеялся и добавил:

– Ты же не просто нёрд. Ты мой нёрд.

Щеки снова запылали. Исходящее от них тепло согрело меня до костей.

Улыбнулась ему. Он прав. Даже больше, чем ему кажется.

И в том, что я нёрд, и в том, что я его.

* * *

Перед началом следующего урока я достала из рюкзака несчастный листок. Расправила его на парте и посмотрела на каракули.

Взяла ручку в руку и написала: «Смешная».

Ещё немного посмотрела, потупила и добавила вопросительный знак. «Смешная?»

Смешная, вопросительный знак.

Задумчиво погрызла ручку и нарисовала сердечко там, где секунду назад стояла точка. Потом зачеркнула самый последний пункт:

Никогда не была влюблена (вроде бы).

Эспен вышел из ванны с маминой косметичкой и румянами. Я поморщилась.

– На вот, держи. Ты будешь краситься, а я снимать, – сказал он.

Большинство девчонок в классе уже научились пользоваться косметикой, а я нет. Замечательная идея – начать краситься перед камерой. Ноуп.

Эспен дал мне свой телефон. На заставке фотка девочки с длинными волосами, большими губами и тонной макияжа.

– Когда закончим, будешь выглядеть как она.

Я закатила глаза. Он спятил. Она о-очень красивая. Интересно, у него в телефоне всегда есть фотки с красивыми девчонками или он только что их скачал? Желудок сжался в комочек.

– Мне кажется, тебе лучше встать здесь.

Он показал пальцем на самый светлый участок спальни – белую стену рядом с окном. Затем отошёл и закрепил фотоаппарат на штативе. У меня в руках была косметичка. Эспен взял зеркальце и поднял его на уровень моего лица. После чего нажал на кнопку и кивнул. Осталось только начать.

Я приложила кисточку с черной тягучей сажей к ресницам. Старалась много не мазать.