Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Также утверждается, что европейские и американские действия (или их отсутствие) спровоцировали Вторую мировую войну. Здесь можно указать прежде всего на элемент беспечности, за неимением лучшего слова, в нереалистичных упованиях на Лигу Наций; заодно отмечу, что ситуацию усугубил конфликт между Белым домом и Сенатом, из-за которого в итоге Соединенные Штаты Америки отказались присоединиться к новому международному органу и поддержать его деятельность. Америка впала в изоляционизм, а потому надежды на порядок, основанный на концепциях легитимности, больше желательных, а не фактических, не могли оправдаться. Поневоле вспоминается пакт Келлога – Бриана, международный договор, подписанный двумя правительствами в 1928 году и обязывавший страны избегать войны как средства урегулирования споров[28][29]. Совершенно очевидно, что политические шаги той поры не подкреплялись балансом сил. Напротив, со стороны западных демократий наблюдалось неадекватное стремление вооружаться в сочетании с безуспешными попытками практиковать дипломатию умиротворения. Великие европейские демократии были истощены, так и не оправились от Первой мировой войны. Что касается Соединенных Штатов Америки (которые гораздо меньше пострадали в предыдущей войне), они были ослаблены Великой депрессией. Как и в случае с предыдущей мировой войной, торговли и взаимовыгодных экономических связей оказалось недостаточно для того, чтобы удержать правительства от агрессии, способной разрушить эти связи.
Во второй раз на протяжении жизни одного поколения вспыхнула война – вторая великая война двадцатого столетия, превосходящая по территории, масштабам и расходам все предыдущие, будь то в военном, экономическом или человеческом выражении. В отличие от Первой мировой войны, эта война завершилась гораздо более определенно.
* * *
Никто не сомневается в итогах Второй мировой войны. Да, Германия и Япония потерпели безоговорочное поражение, но куда более интересно принципиальное различие в том, как с ними обращались впоследствии победители. Если завершение Первой мировой войны принесло унизительный мир, то завершение Второй обернулось, если угодно, трансформирующим миром. Германию и Японию полностью интегрировали в западные институты, а также, что еще более важно, радикально перестроили. Две разгромленные имперские державы подверглись оккупации – со стороны США, СССР, Великобритании и Франции в случае с Германией и со стороны Соединенных Штатов Америки в случае Японии. Державы-победители стали реформировать побежденных по своему образу и подобию, что привело к возникновению демократии в Японии и в Западной Германии, а Восточная Германия контролировалась СССР. Почти три четверти столетия спустя Германия и Япония воспринимаются как редкие успешные примеры того, что сегодня называется принудительной сменой режима с последующим национальным или государственным строительством.
Очень хочется написать, что такой подход к побежденным стал результатом взвешенной оценки последствий завершения Первой мировой войны, когда Германия в особенности подверглась необоснованно жестокому обращению. Унижение и экономические трудности способствовали формированию радикального популизма и национализма, которые предоставили политические возможности Адольфу Гитлеру и его сторонникам. Справедливости ради отмечу, что в подобных рассуждениях есть крупица истины, поскольку имелось осознанное стремление избежать в будущем, назовем это так, рецидива национализма со стороны любой страны, которая демонстрирует авторитарные тенденции внутри своих границ и воинственность на международной арене. Считалось, что Германия и Япония должны стать полноценно функционирующими демократическими обществами с эффективными системами политических сдержек и противовесов; тогда авторитаризм не вернется. Лишь в этом случае – только при наличии демократического внутреннего порядка – может быть обеспечена внешняя стабильность. В результате произошло некоторое отступление от вестфальской концепции порядка, ибо вместо того, чтобы просто удостовериться, что ни одна побежденная страна не в состоянии впредь обрести военные средства урона другим странам, согласовали такую позицию, из которой следовало, что происходящее в пределах границ конкретной страны имеет значение не только для граждан этой страны, но и для граждан других стран. Победившие союзники полагали, что должны гарантировать, чтобы не случилось Третьей мировой войны после Второй (как Вторая последовала за Первой), а для этого требовалось реформировать бывших противников – Германию и Японию.
Но не стоит делать отсюда слишком поспешные выводы. В отличие от многих современных призывов к распространению демократии, реформы, осуществленные в Германии и Японии после их поражения в войне, диктовались скорее практическими соображениями, а не приверженностью идеалам. Действительно, главная причина, по которой к Германии и Японии отнеслись иначе после Второй мировой войны, заключалась в предчувствии грядущей конфликтной эпохи – эпохи холодной войны. США и тем странам, которые позднее стали известны под общим обозначением «Запад», требовались сильные и декоммунизированные Германия и Япония; только так можно было гарантировать противодействие распространению советской власти и советского влияния в Европе и Азии.
Каким бы ни был баланс мотивов, эксперимент завершился успехом – возможно, потому, что обоим побежденным обществам были свойственны уважение к власти, почитание образования, строгое разделение политической и религиозной сфер и опыт построения как гражданского общества, так и современной экономики с широкой занятостью. Развитие Японии и Германии в последние три четверти столетия нельзя не признать поистине замечательным. Обе страны превратились в стабильные, эффективные демократии с сильным частным сектором; обе стали опорами системы альянсов США, Организации Объединенных Наций и глобальной экономики. Германия (еще в свою бытность Западной Германией) стала, кроме того, одним из учредителей европейского сотрудничества, из которого впоследствии выросли Европейское сообщество и Европейский союз.
В истории множество иронических моментов, и один из них состоит в том, что большая часть международного порядка в том виде, в каком он существовал во второй половине двадцатого столетия, формировалась недемократическим и нерыночным обществом, основным противником Соединенных Штатов Америки, которых этот противник стремился победить в глобальной конкуренции; кроме того, этот противник желал создать мир, состоящий из социалистических или коммунистических стран, что берут пример с Москвы. Я, конечно, имею в виду Советский Союз.
Стоит изучить как природу порядка времен холодной войны, так и его оснований. Любой мировой порядок нельзя считать заранее заданным. В прошлом столетии соперничество великих держав дважды приводило к конфликту между ними в ужасающих масштабах. Отношения Соединенных Штатов Америки и Советского Союза были непростыми с самой русской революции 1917 года. Царизм, возможно, был отвратителен многим американцам, но идеология Ленина и Троцкого была для большинства из них еще более пугающей, что обернулось кратковременным американским вмешательством в гражданскую войну в России на стороне контрреволюционеров-«белых». Двадцать пять лет спустя военный альянс часто приводил к трениям, поскольку Сталин подозревал, что нежелание Рузвельта и Черчилля открывать второй фронт против нацистской Германии в немалой степени проистекало из желания (с точки зрения Сталина) ослабить Россию в перспективе послевоенной конкуренции. Более того, если перевернуть старую максиму с ног на голову, американо-российские отношения в годы Второй мировой войны доказали, что враг твоего врага не обязательно становится твоим другом.