– Что с Дэнни? – спросила я.

Оуэн поднял руку. Я кивнула, и он ответил:

– По-моему, он заболел. Всю ночь он метался и разговаривал во сне.

Я приложила ладонь к влажному, горячему лбу Дэниела. Потом сбегала наверх и принесла термометр. Так и есть, умеренный жар, наверное, грипп или простуда. Я, как встревоженная мать, стремглав бросилась на кухню за тайленолом для Дэниела и апельсиновым соком для остальных. Подвал плохо проветривается, здесь раздолье для вирусов, но я ни за что не позволю каким-то паршивым одноклеточным одержать над нами верх. Как говорил один мой приятель, помешанный на спорте, лучшая защита – это нападение.

– Фильм, который вы увидите, – сказала я, перематывая ленту к началу, – называется «Красотка». Кто-нибудь из вас видел его раньше?

Оуэн поднял руку; Алан робко покачал головой. Рука Дэниела зашевелилась под одеялом и тоже поднялась.

– Отлично. Можете опустить руки. Значит, двое из вас заметят, что фильм, который вы видели раньше, отличается от того, что вы увидите сегодня.

– Как «Касабланка»? – спросил Оуэн.

– Верно, как «Касабланка». Я рада, что ты это запомнил. Алан, ты этот фильм видишь впервые, и я надеюсь, он тебе понравится.

Мальчики знают, что последует дальше, и терпеливо ждут, когда я сделаю им внутримышечную инъекцию – пятнадцать миллиграммов морфия. Когда я делала им первые уколы, я не знала, как это делается, и вводила морфий прямо в вену, – так поступают в полицейских сериалах наркоманы, сидящие на героине. В результате мои студенты становились абсолютно невосприимчивыми и начинали бормотать нечто бессвязное. Само собой, иногда нужно привести мальчика именно в такое состояние, но такая необходимость возникает крайне редко. Внутримышечное введение, как я выяснила в Интернете, снижает одурманивающее воздействие, но обеспечивает постепенное наступление приятного кайфа, не превращая пациента в «отточенное лезвие».[3]

В «Красотке» Гарри Маршалла – этот фильм знают все – Ричард Гир играет прощелыгу-бизнесмена, что покупает женщин так же легко, как крупные корпорации, и, попользовавшись ими, выбрасывает за ненадобностью. В конечном счете, проститутка с золотым сердцем в исполнении Джулии Робертс дает ему понять, что не все продается и покупается, Гир влюбляется в нее, становится настоящим рыцарем и спасает Джулию, не давая ей опуститься на дно. Почему-то этот фильм считается девчачьим. При этом он внушает мужчинам, что девяносто пять процентов своей сознательной жизни им позволено быть напористыми мачо, с тем, чтобы раскаяться лишь в третьем акте.

В «Красотке», отредактированной Кассандрой Френч с помощью чудесной программы редактирования видеофильмов – я купила ее за шестнадцать долларов на распродаже в «Бест Бай», – Ричард Гир куда более порядочен, заботлив и честен.

Возможно, вы помните сцену, в которой мистер Гир торгуется с Джулией Робертс за ее время в уикенд и, договорившись, что ее услуги будут стоить три тысячи долларов, говорит, что мог бы дать куда больше. Так вот, этого эпизода больше нет. Вместо него идет сцена – в оригинале она дается гораздо позже, – где Гир ставит на место своего отвратительного бизнес-партнера, завзятого женоненавистника (его великолепно сыграл Джейсон Александр, которого я постоянно вижу в буфете студии, где он всегда покупает ржаную булочку и салат из тунца). В новом варианте Джулии и Ричарду так хорошо вместе, что Ричард готов отменить свои бизнес-планы, чтобы остаться с ней и защищать ее честь. Подобные замены и купюры сделаны на протяжении всего фильма, и все они подкрепляют мою основную идею: мужчине не нужно ждать полжизни, чтобы стать порядочным человеком; женщины готовы оценить честь и благородство с первого дня. Надо заметить, что, кроме прочего, я здорово сократила фильм. В оригинале он продолжается полтора часа, мой – чуть меньше часа.

Когда фильм начался, мальчики уже уютно устроились на своих любимых местах, во все глаза глядя на экран, их губы расплывались в блаженной улыбке. Даже Дэниел устремил на экран взгляд, слегка затуманенный гриппом. Их мозг вновь и вновь устанавливал связь между достойным отношением к женщине и приятными ощущениями. Посмотрите на Ричарда Гира – он богат, красив, влиятелен, и при этом так добр к этой девушке. Рыцарство не умерло. Хорошие парни непременно добиваются своего. Доброта – не удел лохов. Морфий – это всего лишь средство, он помогает мальчиком восстановить связь между благородным поступком и приятными ощущениями. Это способ напомнить им о том, что они знали раньше, пока общество не заставило их забыть об этом.

У меня еще оставались дела в офисе, но, не удержавшись, я села рядом с Оуэном, взяла его руку в свою и тоже немного посмотрела фильм. Мне нравится эпизод, когда Джулия Робертс ставит на место владельцев магазинов в Беверли-Хиллз, но я ненавижу сцену, в которой они обходятся с ней по-свински. Пожалуй, ее тоже нужно убрать.

Преданность Пансиону. Пятерка с плюсом. Не знаю, что бы я делала без моих мальчиков. Что бы ни происходило в моей жизни – неприятности на работе, нелады с близкими и друзьями, неудачная прическа, – мальчики для меня – это свет в окне. Когда-нибудь они покинут меня и вернутся в мир, который их создал. Ведь моя цель именно в этом. Хочется верить, что порой они будут забегать ко мне, чтобы поблагодарить за то, что я для них сделала А может быть, попросить сделать им еще разок инъекцию морфия.

Час ночи. Я только что вернулась из бара и хочу записать все, что произошло, прежде чем усталость, досада и алкоголь сотрут мои воспоминания. Телевизионная леди утверждала, что записи нужно делать по свежим следам. Размышления, сказала она, делают оценку менее точной. Или что-то вроде того. Я слишком устала, чтобы воспроизвести сказанное слово в слово.

Клэр заехала за мной в восемь, и мы отправились в Хофорн. Соображения Лекси показались нам сомнительными, и мы обе решили не надевать меха. Хотя я всегда считала, что лучше надеть на себя лишнее, чем прийти полураздетой, едва ли этот принцип применим к шкурам животных. Если в этой «Собачьей конуре» собирается публика в норковых манто, я не расстроюсь, если меня туда не пустят.

По дороге Клэр снова рассказывала про своего психоаналитика. На сей раз во время сессии они обсуждали мандалу[4]Юнга, но внезапно добрый доктор решил заняться иными исследованиями.

– Представляешь, я сижу в кресле и по его просьбе выворачиваю свое нутро наизнанку, и вдруг чувствую, что внизу что-то происходит. Оказывается, он встал на колени и сунул голову мне под юбку.

– Какую?

– «Гарфилд энд Маркс», с прямым разрезом.

– Но она ведь такая узкая! Как он не задохнулся?

– Мне кажется, он вообще не дышал. Это продолжалось минуты две, и я не стала сопротивляться. В конце концов мы оказались на диване, и тут-то и случилось самое интересное. В самом разгаре я заметила, что он не смотрит на меня. Я заглянула ему в глаза. Знаешь, куда он смотрел?