по лбу, затем отлучился в рабочий кабинет, откуда вышел с ворохом каких-то бумаг. — Ты же вроде рассказывал мне о всяких подлодках, батискафах, а тут у меня как раз дельце по твоему профилю… Вот! — Тряхнул бумагами. — Гринпис собирает экспедицию по исследованию затонувших субмарин. Я экспедицию снабжаю необходимым оборудованием. Причем, представь, российским, через личные связи в Морфлоте и в оборонке. Вчера говорил со здешним представителем заказчика. Так вот. Им требуются специалисты по советским атомоходам и глубоководным работам. Офис находится в Манхэттене. Давай брякнем, выясним, что к чему…

— Да там наверняка и диплом американский нужен, и всякие лицензии… покривился Забелин, но Володя уже нажимал на кнопки телефона, набирая номер.

— Как говорит моя супруга, по телефону не изнасилуют, — кивнул он в сторону безработного моряка. — Хэллоу? Мистер Вэрридж? Это Уолтер. Вы говорили о нехватке специалистов… Мой товарищ, военный моряк бывшего советского флота, капитан второго ранга… Да, это рекомендация! Плавал ли на АПЛ? Естественно! Да, и специалист по глубоководным работам! — Отмахнулся на протестующий жест Забелина. — Возраст? Сорок шесть. Что? Абсолютно здоров! Скажу вам по секрету: у него три ордена Ленина и он дважды Герой Советского Союза!

Забелин сделал страшные глаза, уяснив смысл последней фразы, отчеканенной на отменном американском английском, но приятель лишь проронил в его сторону, на миг оторвавшись от трубки:

— На Брайтоне купишь этих звезд десяток, если будет надо! — И вновь обратился к своему партнеру, в превосходной степени характеризуя своего протеже: — Английский у него вполне сносный… Одинок, в Америке совершенно легально… Однако, в свою очередь, и у меня к вам имеется смешной вопрос: какая зарплата подразумевает этот прикол? Ага. Тогда извольте назначить время вашей встречи… — Закончив разговор, он повернулся к Забелину. — Вот, — бросил перед ним листок с адресом. — Завтра в три часа дня тебя ждут на интервью. Зарплаты для специалистов у них нормальные, по десять тысяч в месяц. Дают аванс, проездные документы к порту. Подробности при встрече. Может, это шабашка; может, зацепишься за что-нибудь подходящее и постоянное. Тогда примешь мои поздравления. Поздравления от вечного ловца удачи. Что смотришь пристально?. Ты если мне и завидуешь, то зря. Я ведь кто? Шалтай-болтай, единственное, что умею, — чуть-чуть заработать. И все. А в Штатах главное профессия и конкретная специальность.

— Но я же в чистом виде спец по реакторам! — произнес Забелин с укоризной. — Знаю, конечно, все типы АПЛ, а вот чтобы весомо и ответственно насчет глубоководных работ и всяких батисфер-батискафов…

— А ты попади в компот, и сразу станешь ананасом! — беспечно отозвался Володя. — Тут твоей деликатности грош цена! И всякой там правдивости! Если в таком, как ты, заговорит совесть, то она обязательно брякнет глупость! Надуй щеки, прогони понты, словарик терминов возьми в библиотеке, зазубри из него пяток-десяток позаковыристей — цены тебе не будет! И — поднимай паруса! Подъемные получишь, туда-сюда скатаешь, красиво развеялся! А в «Лимузин-сервис» всегда успеешь. Понял?

Забелин, отхлебнув холодный апельсиновый сок из высокого бокала, мрачно кивнул.

— Да… — Володя порылся в бумажнике, достал два доллара. Сказал: — Там этот «швейк» на входе…

— То есть?

— Ну, привратник, секьюрити… В общем, сунь «швейку» купюрку-другую за благородство, дом солидный…

— Но я и сам в состоянии, — нахмурился Забелин, поднимаясь.

— В состоянии платить за мой авторитет? — обаятельно улыбнулся Володя. Нет, это несправедливо, и вообще при подобных накладных расходах я рискую потерять всех гостей… Бери, бери! Ты выполняешь мое поручение, вот и все. Раньше ведь выполнял? Или уже разучился? — Он застопорил замок, выйдя проводить гостя к лифту. — Кстати, — произнес наставительно. — Ты в своем районе поосторожнее, особенно когда в лифт входишь. Если нападут, не отбивайся молча, а ори: «Пожар»! Но — не «Помогите!».

— Почему?

— Потому что пожар волнует всех, а «Помогите!» — это ваши личные проблемы.

— У меня в доме нет лифта, — сказал Забелин. — В нем всего два этажа. На первом — прачечная и бакалея, на втором — я с невестой и местный бандит-кубинец с подругой-проституткой. А если и грабанут меня, то на те же два бакса, которые ты отчиняешь своему бравому солдату у лифта. Но местные бродяги и хулиганы уже, представь, считают меня за своего. И если просят денег, то обычно в такой форме: дай, мол, старина, двадцать пять центов, а то на «Мерседес» не хватает…

— Пожалуй, с экономической точки зрения тебе даже и легче, — согласился Володя.

— Ладно. — Забелин пожал его крепкую сухую руку. — Спасибо тебе за все. Еще раз убедился в правоте пословицы: не имей сто рублей, а…

— А имей девяносто девять рубчиков и одного надежного кореша, — перебил его Володя. — Да и потом, где найти столько денег, чтобы заиметь этих самых сто друзей?

КАМЕНЦЕВ

Он старался не поддаваться страху, темным туманом клубившемуся внутри его существа, осекавшему дыхание, пробиравшему то ознобом, то жаром.

Его не столько страшило, что он будет пойман, изуродован озлобленными солдатами, сколько то, что уже не выдержит довеска к сроку и возвращения на зону, которую скоро заметут степные вьюги, скует холод и тамошняя жизнь превратится в сумеречное прозябание в вонючем полумраке барака и в рабский ломовой труд на полигоне выживания — в бетонно-арматурных дебрях рабочего объекта.

Ныне же — вымокший, голодный, гонимый страхом и неясной надеждой на спасение и окончательный побег из мира страдания и принуждений, — он все-таки восторженно ощущал каким-то вторым, потаенным пластом сознания, что дышит восхитительным воздухом свободы, что снова стал личностью, обладающей правом на самостоятельное действие, и подчинен исключительно себе, хотя вся эта свобода всего лишь разомкнувшиеся тиски обстоятельств лагерного бытия, в любую минуту готовые жестко и неотвратимо сомкнуться вновь, смяв и искалечив его. А может, непоправимо и холодно раздавив.

В общих чертах он знал географию области, представляя, куда в принципе должен двигаться, но и сознавая одновременно, что его устремление домой, в Москву, являвшую собой оплот всего, родину, землю всей его прошлой жизни, — это устремление легко вычисляется полицейскими умами, трафаретом розыскных схем и лишь во вторую очередь охотники в погонах будут выстраивать иные хитроумные версии, рассчитанные на поимку нестандартно действующего беглеца.

Единственное, что его утешало, — странный, казавшийся сверхъестественным прилив сил. Его не мучил голод, он спокойно перенес первую холодную ночь в степи, упорно шагая вперед по заросшим полынью кочкам, ориентируясь на звезды и в любой момент готовый распластаться в траве, слиться с ней, услышав приближающийся стрекот поискового вертолета.

Но и сознавая ошибочность своего тупого похода к Москве, и именно к ней, вопреки