Испуганно вскрикиваю, вцепляюсь руками в полотенце.

На моей кровати лежит Абрамов! Поверить не могу в такую наглость! Тем более что я запиралась! Это вообще как? Что он…

— Ты долго, — произносит ворчливо, словно мы договорились о свидании. Больной урод!

— Что ты здесь делаешь? Совсем с ума сошел, — мой голос звучит полузадушено. — Убирайся! Иначе я буду орать!

Легко сказать… могла бы — уже кричала и звала на помощь. Но образовавшийся от страха ком в горле мешает выдавливать слова. Голос стал каким-то чужим, сиплым.

— Я пришел за своим, монашка. Или ты думала, что похлопаешь своими длиннющими ресницами и все забудется как по мановению волшебной палочки? Неа. Я совсем не такой великодушный. Придется тебе усвоить.

Говорит все это таким спокойным будничным тоном… Нет, он точно ненормальный!

— За стеной твой брат! Я буду кричать!

— Нет, не будешь. Ты ведь не хочешь сесть? В тюрьме любят таких сладких девочек. Знаешь, всякие прошаренные в татухах старые тетки. Прикинь как обрадуются такому свежаку. Хватит играть, монашка, — его тон буквально хлещет, как плетью. — Поиграли знатно. Ты оторвалась, отвела душу. Но я всегда заставляю платить по счетам. Думаю, когда ты шла «на дело» была и к такому раскладу готова. Иди сюда, маленькая смазливая преступница.

Видя, что не двигаюсь с места, сам поднимается с постели. Напоминает тигра, готовящегося к прыжку. Мягко, лениво, бесшумно. Я пячусь к двери. Понимаю, что бежать некуда, мы в море, но готова даже за борт сигануть. Паника захлестывает, перед глазами пелена. Ручка двери не поддается. Заперто? Нет, дверь чуть приоткрывается, но тут же Абрамов дергает меня к себе. Срывает полотенце. Я кричу, меня трясет, начинаю с ним драться.

Это все равно что сражаться с бетонной плитой. Он невероятно силен, без особых усилий бросает меня на постель. И тут же нависает сверху. Стискивает ладонью мой подбородок.

— Андрей спит сейчас на шезлонге возле бассейна. Перебрал шампанского. А все потому что ты парня маринуешь. Пожаловался, что не даешь ему. Каюту отдельную запросила. В какую игру ты играешь, монашка? Снова что-то задумала?

Мотаю головой, придавленная его телом не могу пошевелиться. Горло саднит от криков. Андрей не услышит, но Марина…

— Умоляю, отпусти…

— Такая знакомая родинка, — проводит указательным пальцем по моей шее.

— Хватит, прекрати, — я почти не могу дышать, от придавившего меня веса, от паники.

— Ты же помнишь, монашка, мы с тобой остановились на самом интересном. Не думаешь что самое время продолжить?

— Я юрист, и обещаю что за такое ты сам сядешь, урод!

— Юрист, поджигающий по ночам машины?

Снова лишаюсь дара речи. Он и это знает… мне точно конец.

— Я буду кричать…

— Обязательно закричишь, но чуть позже.

— Андрей… он тебе этого не простит.

— Мне? То есть, это я к тебе на колени прыгнул? — его взгляд пронизывает ледяным холодом. — Мне не нравится, когда шлюхи со мной играют. Тем более не нравится, когда они играют с моими родными. Андрей взрослый мальчик, но тут похоже придется ему помочь… Вредно быть по уши влюбленным в шлюху.

— Я с ним расстанусь! Я давно решила, что нам не по пути! Слышишь? Я никогда… Если ты подумал, что твой брат… это тоже месть, это не так. Я не знала, что вы родственники! Андрей ведь рассказывал, что знакомство было случайным…

Всхлипываю, меня душат рыдания. Мне дико страшно.

— Ты блядь правда надеешься что я поверю в твою невинность? Самый развратный купальник тоже для этого выбрала? Весь день жопой крутила…

Убирает руку от моего лица. Второй продолжает держать за запястья, пригвождая мои руки к постели над головой. Я снова кричу, горло болит ужасно, лицо залито слезами. Чувствую, как его пальцы касаются моего лона, выгибаюсь, начинаю вырываться с утроенной силой. Даже не подозревала, что она еще осталась. Неужели ему нравится насилие? Или это лишь жажда наказания?

— Пожалуйста, пожалуйста, — умоляю, голос срывается в стон. Его прикосновения убивают. Точнее, реакция. Она ужасна тем, что нет отвращения. Я словно не его боюсь, а себя… Это полное безумие. Как можно хотеть насильника?

Если бы он причинил боль… Но он поглаживает, потирает самое чувствительное местечко, высекая искры, заставляя содрогаться всем телом. Устаю умолять. Просто рыдаю, всхлипываю, шепчу как ненавижу его. Кирилл все это время оставался полностью одетым. Слышу звук расстегивающейся ширинки и каменею. Он так и возьмет меня, как шлюху. Ради которой и раздеваться не стоит…

Понимаю, что меня уже ничто не спасет. Зажмуриваюсь, чувствуя что вот-вот потеряю сознание. Я почти хочу этого. Чтобы не понимать, не осознавать что происходит. Особенно тот позорный факт, что тело несмотря ни на что откликается на ласки ненавистного мне мужчины. Как вообще это может быть? Неужели я настолько испорченная? Порочная…

Внезапный грохот резко распахнувшейся двери мне почти безразличен. Зато Кирилл вдруг отшатывается, отпускает меня. Дышит тяжело, выглядит так, будто готов убить того, кто помешал ему завершить начатое…

Я еще не понимаю, что произошло. Сжимаюсь в комок на постели. Руки так дрожат, что не могу нащупать одеяло, чтобы прикрыться. Жара больше нет и меня начинает бить озноб, от холода и потрясения…

— Кир? Ты… Ты охуел? — слышу голос Андрея и каменею.

Нет, боже, только не это! Я жаждала спасения, но только не вот так… не таким ужасным способом!!!

Абрамов вскакивает с постели и бросается к брату, тот отталкивает его.

— Не трогай меня! Меня сейчас вывернет, блять вы оба просто омерзительные твари…

— Андрей, стой…

Но Соколов убегает, Кирилл бросается за ним. Я сползаю с постели и трясущимися руками перебираю одежду. Что-то натягиваю на себя, даже не понимая. Когда выхожу из каюты, слышу их голоса на палубе. Они спорят. Много мата. В ушах шумит, половины не разбираю. Меня убивает стыд. Как теперь посмотрю Андрею в глаза? Боже, мы ведь поселились с ним в одном номере… в отеле. Я хотела чтобы он стал моим первым мужчиной.

И вот меня