Францевна приступает к своему вечернему туалету. Она надевает капот и накручивает папильотки. Тень на стене от головы гувернантки качается, как какое-то рогатое чудовище.

Но вот Маргарита Францевна гасит свет. Остается только лампадка перед иконой. Гувернантка подходит к Софе, оправляет на ней одеяло. Софа притворяется спящей.

Маргарита Францевна задвигает ширму и тоже ложится. Через несколько минут мерное посапывание возвещает о том, что гувернантка уже видит приятные сны.

Софа не спит. Она вспоминает, что сказал учитель и отец. Она хочет знать, кто такой Чернышевский. Может быть, он ей поможет, добудет разрешение заниматься математикой? Надо завтра узнать у Анюты.

Софа тихонько садится на кровати. Там, в алгебре Бурдона, она видела одну задачку. Весь день ей хотелось порешать ее, но гувернантка этого делать не позволяет — заниматься можно только тем, что задает учитель. А задача очень интересная, она так хочет ее решить, она, кажется, уже знает как.

Девочка встает, берет задачник и тетрадку — она каждый вечер кладет их на всякий случай под подушку — и идет к лампадке, в угол комнаты. На кровати она из одеяла и одежды делает подобие спящего человека.

Босая, в одной рубашке стоит Софа у чуть мерцающего огонька, думает, пишет, решает задачу.

Гувернантка, видно, услышала шорох, заворочалась.

— Соня, ты не спишь?

Девочка прижалась к стене, затаила дыхание.

Маргарита Францевна успокоилась, заснула.

Софа снова решает задачу.

ГЛАВА VI

В деревне случилось чрезвычайное происшествие. Сын местного попа, отца Филиппа, отличался всегда благонравием и послушанием. По желанию родителей он поступил в духовную семинарию и отлично ее окончил. Ему предлагали богатый приход. Но Алеша вдруг заупрямился и пошел учиться в университет естественным наукам. Теперь, приехав на каникулы домой, он в разговоре с отцом понес вдруг такую ахинею, что, де-мол, бога нет, души нет, а человек произошел от обезьяны.

С попадьей сделалось худо. А отец Филипп схватил кропило и стал брызгать сына святой водой.

Всякое событие в деревне узнается быстро. Не прошло и дня, как все только и говорили о чудно́м поповиче.

Отец Филипп частенько бывал в имении у генерала. Приходил он туда и с сыном. Анюте всегда казался неинтересным этот застенчивый, неуклюжий семинарист. Но теперь она хотела его видеть.

Они повстречались недалеко от дома, когда Анюта шла на прогулку. Он был все такой же, немного смешной и нескладный, долговязый, с длинной жилистой шеей, большими красными руками и космами желто-русых волос вокруг бледного лица. Но Анюта заметила, что он сильно повзрослел. Далеко расставленные серые глаза его смотрели серьезно. Между бровями залегла складка.

Они пошли по березовой аллее.

— Что слышно в Петербурге? — спросила Анюта. — Здесь у нас такой медвежий угол.

— В Петербурге правительство старается подавить все мыслящее, все живое. За то, что мы восстали против произвола и тирании, закрыли университет и триста пятьдесят студентов бросили в Петропавловскую крепость. На другой день наши на стене Петропавловки написали: «Здесь помещается Санкт-Петербургский университет».

Анюта засмеялась.

— Так и написали?

— Конечно.

— Какие храбрые! — восхищенно говорит Анюта. — Никого не арестовали?

— Нет. Сумели скрыться. А Герцен выступил в «Колоколе»: «Но куда же вам деться, юноши, от которых заперли науку? В народ! К народу! — вот ваше место, изгнанники науки».

— Что известно о Чернышевском? — спрашивает Анюта.

— Пока ничего. Сослан на каторгу. Но мы надеемся узнать. Недавно мы получили весточку от поэта Михайлова. Он тоже в Сибири, в рудниках. Это он нам тайно переслал через верного человека.

Алеша достает замусоленный листок, — видно, он побывал не в одних руках.

Смело, друзья! Не теряйте

Бодрость в неравном бою,

Родину-мать защищайте,

Честь и свободу свою!

Пусть нас по тюрьмам сажают,

Пусть нас пытают огнем,

Пусть в рудники посылают,

Пусть мы все казни пройдем!

Если погибнуть придется

В тюрьмах и шахтах сырых, —

Дело, друзья, отзовется

На поколеньях живых.

Час обновленья настанет —

Воли добьется народ,

Добрым нас словом помянет,

К нам на могилу придет…

Алеша кончил читать. Они шли молча. Вокруг было столько солнца. Искрилось озеро. Сияли белые нарядные березки. И птицы весело щебетали где-то в зеленой листве деревьев.

Но Анюта ничего не замечает. Ей представляется сырой глубокий рудник и поэт в кандалах, прикованный к тачке. Когда он написал эти мужественные стихи? Может быть, во время работы, тайком царапая на стенке рудника? Или ночью, на ощупь водя карандашом по клочку бумаги?

Анюта стала часто встречаться с Алешей. Он приносил ей книги, прокламации, журналы, сочинения Писарева, Добролюбова. В них призывали к действию. Не сидеть сложа руки, а просвещать народ, вместе с народом бороться за лучшую жизнь.

О, она, кажется, тоже нашла дело, которое может приносить какую-то пользу. Только надо много и упорно работать.

Анюта садится за письменный стол и что-то пишет своим ровным, ясным почерком. Иногда она встает и прохаживается по комнате. Сама того не замечая, она ходит в такт своим мыслям — то медленно, спокойно, то вдруг быстро, почти бегом.

Скрипнула дверь. Это вошла Софа. Ей удалось отпроситься у гувернантки, и она пришла посмотреть, что делает ее Анюта.

Софа обожает свою сестру и старается ей во всем подражать. Анюта старше Софы на семь лет. По виду они совсем разные. Софа смуглая, с вьющимися каштановыми волосами и живыми светло-карими глазами на круглом личике. На подбородке у нее ямочка. Анюта беленькая, волосы у нее золотистые, глаза голубые, мечтательные. Только ямочка на подбородке у нее такая же, как у сестры.

Софа постояла у двери, потом прошла, тихонько садится на диван. Она давно замечает, что Анюта все о чем-то думает, что-то пишет. Софу мучит любопытство, но она знает, что Анюту спрашивать нельзя. Надо ждать, когда сестра снизойдет к ней и заговорит сама. Однако Анюта даже не оборачивается. Наконец Софа не выдерживает:

— Анюточка, ну что же ты все пишешь и пишешь. Я пришла к тебе…

Но Анюта продолжает писать.

— Ах вот ты какая… Злюка… Я отпросилась у гувернантки на одну минуту…

У Софы на глазах слезы. Она вот-вот расплачется. Анюта вдруг оборачивается и как ни в чем не бывало спрашивает:

— Ты жив, сурок?

Когда Софа была совсем маленькой, Анюта с ней так играла. Софа пряталась. А Анюта ходила, искала и напевала свою любимую песенку: