— А, это, — ухмыльнулся Бумба, — это англо-арабский разговорник.

—Чего?

— Но ведь мы едем в Египет.

— Да там даже самый последний бомж по-английски лучше нас шпарит.

Покровский набычился.

— А я, blin, хочу говорить с ними по-арабски.

— С кем, с египетскими бомжами, что ли? — ядовито переспросил Гурфинкель.

Негр за рулем такси неприлично громко заржал.

Покровский посмотрел на шофера взглядом матерого куклуксклановца, и негр, словно затылком почувствовав его взгляд, обернулся, после чего весь оставшийся до аэропорта путь ни разу не улыбнулся, да и чаевых, кстати, не взял.

Тихий гул двигателей действовал усыпляюще. Пассажирский самолет стремительно уносил приятелей в сторону Каира.

— Вот послушай. — Бумба чувствительно пихнул задремавшего Мишу в бок.

— Что такое? — подскакивая на месте, испуганно спросил Гурфинкель. — Отказали двигатели?

— В соответствии с ценой билетов это может случиться в любую минуту, — громко хохотнул Покровский, тыча под нос приятелю англо-арабский разговорник. — Вот послушай, как по-арабски будет “здравствуйте”. Здравствуйте — это ассаламу алейкум.

— Ва-алейкум ассалаам, — зевая, ответил Миша.

— О, ты знаешь арабский? — восхитился Бумба.

— Я прожил несколько лет в Израиле, — просто ответил Гурфинкель. — И я снова тебе повторяю, что в Египте местные жители прекрасно знают английский. Ты выкинул деньги, а ведь мы договаривались экономить.

— А знаешь, как спросить по-арабски, если тебе надо куда-нибудь проехать? — не унимался Бумба. — Скажем, в Луксор?

— Ага, — буркнул Миша, желая, чтобы Покровский поскорее от него отвязался и дал вздремнуть.

— Изай арух бля, — по слогам громко прочел Бумба.

— Как ты сказал? — снова подскочил на месте Гур-финкель, не на шутку перепугавшись и с тревогой посмотрев на сидящих поблизости пассажиров.

В их сторону удивленно глядел лишь бритоголовый крепыш в черной майке с черепами, в камуфлированных шортах и с толстой золотой цепью на шее.

— Русские? — добродушно осведомился он, весело осклабившись.

Миша неуверенно кивнул.

— А я Серега Черкасский. Тоже в Египет лечу, на верблюдов охотиться. Будем знакомы.

Гурфинкель, в свою очередь, также представился, назвав вымышленные имена. Себя он нарек Кацыком Берн-штейном, а Бумбу представил как Ивана Петрова, сообщив, что Иван немой, дабы не шокировать Серегу жутким “русским” языком Бумбы. Сам же Миша говорил на русском безукоризненно, как и еще на трех иностранных языках, включая, естественно, иврит.

— Не изай арух бля, — злобно прошептал на ухо Бумбе Гурфинкель, — а изай арух иля. Теперь молчи, идиот, я сказал, что ты немой.

— Ы-ы-ы-ы… — понятливо замычал в ответ Бумба.

— Его любимая книжка “Муму” Тургенева, — пояснил Сереге Черкасскому Миша, когда их внезапный знакомый подсел на свободное место рядом с “земляками”.

— А… понимаю, — кивнул Серега. — У меня тоже такой знакомый есть, на него собака в детстве внезапно залаяла, только он не немой, он заикается. Центральный рынок в Дубултах под собой держит. Ну а вы, пацаны, откуда?

— Я из Одессы, — соврал Миша, — а Иван из-под Брянска. Он там в элитной школе для умственно отсталых детей заместителем директора по режиму работает. Вот выбрались в Лондон на месяц, на конференцию. А организаторы предложили на пару деньков в Египет махнуть. Вроде культурной программы.

— Ы-ы-ы-ы… — не то подтвердил, не то запротестовал Бумба.

Серега усмехнулся:

— Наверное, первый раз в Египет летите? Миша с Покровским дружно кивнули.

— А я вот два раза в год там оттягиваюсь. Дома — фирма, дела, разборки, а тут — пирамиды, мумии, пляж, море. Благодать…

Гурфинкель с уважением рассматривал золотую в два пальца цепь на бычьей шее их нового знакомого.

— А можно нескромный вопрос? — набрался наглости Миша.

Конечно же, это не его дело, но любопытство у Гурфинкеля было в крови.

— Валяй, — легко согласился Серега, сочувственно поглядывая на немого Ивана Петрова, то бишь Бумбу.

— А почему ты летишь в Египет самым дешевым рейсом? — не особо стесняясь, поинтересовался Миша.

— А вы почему? — вопросом на вопрос отреагировал Серега.

— Мы деньги экономим,. — ответил Гурфинкель, и, что характерно, сейчас он говорил чистую правду.

— Ну а я лечу этим рейсом, потому что не хочу встречаться со своими корешами, которые летят сейчас первым классом на “Боинге”. Меня они уже достали, каждый год одни и те же русские рожи, я даже в этот раз отель поменял.

— Если я не ошибаюсь, ты обмолвился, что собираешься охотиться на верблюдов?!

— Да, — довольно подтвердил Серега.

— Это как?

— Что значит как? — Черкасский, кажется, даже слегка обиделся. — Берешь напрокат помповик, затем прячешься в развалинах на окраине Каира и выжидаешь.

— Чего выжидаешь? — не понял Миша.

— Ну, блин, и вопросы, — удивился Серега. — Понятное дело, погонщика с верблюдом. Ну а затем, когда араб со зверя слезает, бабах ему в лоб.

— Кому, арабу?

— Да нет, верблюду.

— Ну и зачем это? — продолжал недоумевать Гурфинкель.

— Как зачем? Чтобы кайф получить, непонятно, что ли?

“Все ясно, — подумал Миша. — Очередной новорусский псих. Надо бы держаться от него подальше”.

Но вслух, естественно, свои интересные мысли Гурфинкель высказывать не стал. Мало ли что этому братку в голову взбредет, они и так почти все бешеные, новые русские эти, недаром о них столько анекдотов по Интернету бродит.

Но, к счастью, болтливый попутчик вскоре сладко уснул, и Гурфинкель с Бумбой последовали его показательному примеру. Утром они уже должны были быть в Каире. Если, конечно, ничего плохого с самолетом не случится. Но что-нибудь плохое обычно случается, когда его совсем не ожидаешь.

Начинающим охотникам за древностями Каир сильно не понравился. Как только они покинули прохладное, хорошо кондиционируемое здание аэропорта, то сразу почувствовали к этому городу явную неприязнь.

Особенно удручающее впечатление произвел климатический контраст по сравнению с дождливым Лондоном. Жара стояла тропическая, солнце, казалось, было везде, и нигде от него не было спасения. С большим удовольствием они сейчас оказались бы в экзотической Индии, чем в землях не менее древнего Египта.

Каир поражал грязью и бедностью на фоне обычных современных зданий и банков. Подобный контраст действовал угнетающе, словно где-то рядом шла затяжная гражданская война.