Я вошел последним и увидел их всех, сидящих полукругом в иерархическом порядке на каменных скамьях просторной пещеры. Были там мужчины всех возрастов: столетние старики, зрелые мужчины и совсем «молодые» — лет пятидесяти. Все они сидели там, молчаливые, словно ангелы, все ждали, когда я начну говорить. Жрецы занимали первый ряд, причем старшие впереди молодых, Коэны сидели перед левитами, а остальные — в зависимости от возраста и заслуг. Тут были все десять членов Высшего совета: Иссахар, Перес и Иов — жрецы Коэны, были и Асбель, Ехи и Муппим — левиты, а также сыновья Исраэля — Гера, Нааман и Ард в сопровождении Леви. Были здесь и старый Ханох Коэн, Палу, Хецрон, Карми, Иемуэль, Ямин — Коэны; Ахад, Яхин, Кохар, Шауль, Гершон, Кехаг, Мерари, Тола, Пува, Иов, Шимрон — левиты; а также Серед, Елон, Яхлиель, Сифион, Суни, Эцбон, Эри, Ароди, Арели, Йимна, Йишва, Йишви, Берна, Серах, Хебер, Малкиель, Бела, Бекер, Ашбель, Гера, Нааман, Рош, Муппим, Хуппим, Ард, Хушин, Йецер, Шиллем, Нефег, Зикри, Узиэль, Михаэль, Эльцафан, Надав, Авиху, Елеазар, Итамар, Ассир, Елкана, Авиасаф, Аминадав, Нахшон, Нетанель, Куар, Элиав, Элисур, Шелумиэль, Куришаддай, Елиасаф, Елишама, Амихуд, Гамлиэль, Педацур, Гидеони, Пагиэль, Ахира, Шимей, Иссахар, Хеврон, Узиэль, Махли, Муши, Куриэль, Злифацан, Кехат, Шуни, Иашув, Елон, Яхлиэль и Зерах, самый молодой, родившийся в 1948 году.

И тогда я вышел на середину зала, встал перед сидящими; рядом со мной стоял мой наставник Леви.

— Слушайте, братья, — сказал я, — слова человека, своими глазами видевшего непристойность, совершенную в нашей пустыне рядом с нашими пещерами. Свершилось убийство человека, а могилы наших предков в Кирбат-Кумране осквернены!

По рядам сидящих прокатился ропот. Одни читали молитвы, другие высказывали свое возмущение соседям.

— …Я ходил между разрытых могил, и я видел кости, сухие кости, выброшенные из оскверненных могил; кости были сухи! Но как сказал пророк, придет день и Господь духом своим облачит их в плоть и кожу и они оживут; ведь мне было видение, я видел их ожившими, и были на них плоть и кожа; они жили, наши предки-ессеи, жили, как вы, как я, и ходили они, как мы, их было множество, целая армия, готовая к бою!

Снова по залу пробежали сдавленные голоса и шепот.

Некоторые из сидящих вставали со своих мест, вздымали руки, взывая к Имени Господа, другие плакали, слыша это.

— Что происходит, Ари? — спросил Леви, когда в зале воцарилось молчание и все взгляды устремились на меня.

— Это убийство, — вновь заговорил я. — Преступление имитирует жертвоприношения наших бывших жрецов, Великих Коэнов. Я видел на жертвеннике то, о чем ведают только ессеи и ученые, ибо в том, что сделано, и заключается обряд последнего жертвоприношения перед очищением; я видел семь кровавых полос на алтаре. Сказано в наших текстах: «И соберет он на алтаре перед Всевышним горящие угли, и наполнит ими кадильницу, и возьмет он горсть ладана, и предстанет перед покровом. Он бросит ладан в огонь перед Всевышним; дым ладана закроет жертву на ковчеге, и он не умрет. И омочит он палец в крови быка и окропит им жертву с запада на восток, и проведет пальцем семь полос». Такое убийство могло быть совершено или, по крайней мере, поддержано только кем-то знающим наши ритуалы и законы!

Опять ропот возмущения пробежал по залу, эхом продолжив мои слова. К нему примешивался другой ропот, требующий мести. Под сводами раздался крик ужаса: все знали, какое наказание ждет виновного: он будет казнен по языческим законам.

Наставник Леви повернулся ко мне, и в зале поднялся невообразимый шум; все смотрели друг на друга, как бы желая убедиться, что хорошо слышали мои слова… Одни хмурились, другие дергали себя за бороду, а третьи в страхе ерзали на месте, посматривали на своих соседей, вздымали руки или потрясали в воздухе кулаками, требуя возмездия…

В первом ряду причитали старые Коэны, а левиты уже предавали анафеме преступника.

Затем Ханох, самый старый из многочисленных, сидевший в первом ряду, встал во весь рост. Как и на всех, на нем была белая туника, он был лыс, лицо изборождено глубокими морщинами, черные глаза метали молнии; подняв свой посох, он воскликнул:

— Да будет славен Бог! Народ, который шел во мраке, увидит яркий свет. Наконец-то пришел день! Наконец-то ты Спасешь нас. Наконец-то закончится столь долгое ожидание, которое длилось две тысячи лет, и мы войдем в Царствие Небесное! Он сделал тебя знаменосцем избранных и толкователем таинственных знаний! Братья мои, встаньте и единодушно провозгласите Мессию!

Наступило долгое молчание. Несколько свечей погасло. Пламя горящих колебалось от шепота и дыхания. И вдруг все сто многочисленных поднялись как один, все сто запели псалмы, завершив их Аллилуйей. Все лица были повернуты ко мне, на них лежала печать света и надежды; все смотрели на меня, а я смотрел на них. Я видел снизошедший на них Святой Дух, дух мудрости и согласия, дух спаянности и силы, дух знания и благочестия, и все были исполнены страха Господнего.

На следующее утро я встал очень рано, совершил утреннюю молитву и, приветствуя рассветную зарю, отправился в лагерь археологов. Там было пусто. Казалось, его эвакуировали: только двое полицейских оставались на посту, обеспечивая охрану. Передо мной, внизу, Мертвое море поблескивало под первыми солнечными лучами, отражая пастельные силуэты Моавийских гор.

Подождав немного, я увидел ее. Джейн выходила из своей палатки. Лицо у нее осунулось, вид был усталый, но бездонные черные глаза сверкали от проснувшегося солнца, а усыпанные веснушками щеки, уже покрасневшие от начинавшейся жары, не испытывали зависти к маслянистым утрам пустыни. Мы посмотрели друг на друга, радуясь встрече, несмотря на всю драматичность ситуации; мы будто вновь узнавали друг друга; но откуда шел отсчет? Издавна ли? Накануне, два года назад или со времен еще более отдаленных?

— Здравствуй, Ари.

И, как накануне, мы снова погрузились в звуконепроницаемый ларчик.

— Есть новости? — спросил я.

— Полиция ведет расследование. Они обшаривают весь район. Уже допросили бедуинов недалеко от нашего лагеря и жителей кибуца, который находится напротив. Нас они тоже допрашивали добрую половину ночи, сперва каждого в отдельности, потом всех вместе, чтобы сопоставить наши показания. А сегодня рано утром все ушли.

— Были результаты?

— Пока они ничего не сказали.

Я протянул ей фотографию профессора Эриксона, которую она дала мне накануне.

— Посмотри, — сказал я ей, показывая на рулон в его руке, — это не Медный свиток.

— И, правда, не похоже…

— Тогда что это?

— Не знаю.

— А когда сделана эта фотография?

— Недели три назад… Я сама фотографировала.

Она чуточку поколебалась, потом предложила:

— Выпьем кофе?

— Хорошо, — согласился я.

Мы вошли в большую палатку, служившую столовой, и она налила из старенького термоса две чашки кофе. Я сел рядом с ней.