Вот нынешние дети были куда более толстокожи, шумели, толкались. Ира даже прикрикнула – всё без толку, – и ей помог Владимир Викторович, щеголявший в ковбойской шляпе и стильно разодранных джинсах. У него был короткий разговор: под мышку – и в строй. «Они поженились в феврале, – переведя взгляд с него на Ирину, прошептала Виктория. – Летали на месяц в Аргентину, представляешь!» Ксения пригляделась и заметила на безымянном пальце тренера кольцо. И тут же подумала о разговоре, которого не избежать, – но не с робостью, как прежде, а с самым настоящим страхом. Даже спина похолодела…

– Ксения, здравствуй, – пожав ей руку, сказал Бауэр. – Мы очень рады тебя видеть, но ты помнишь, сколько тебе лет? Одна приехала?

– Да, – кивнула она, глядя мимо, но видя острые голубые глаза, морщинки в уголках, тонкий нос. – Здравствуйте. Я тоже очень рада, соскучилась…

– Тебя кто-то отпустил? Знают, что ты здесь?

– Бабушка, – и, взглядом указав на Вику, Ксения добавила: – Можно позвонить, проверить.

– Надолго? Кто за тобой приедет?

Она пожала плечами, моргнула и переступила с ноги на ногу. Владимир Викторович словно и не заметил её пантомимы, не изменил строгого выражения лица, и Ксения уже приготовилась услышать: «Марш домой!» Но тренер молчал, и было непонятно, о чём он думает; на мгновение даже показалось, что он растерян и сбит с толку.

– Ну, авантюристка… – вздохнул он, наконец. – Ноги растут быстрее мозгов. Ладно. Ночуешь здесь, завтра поговорим, – он снова надел шляпу и обернулся к ребятам: – Все готовы? Тогда идём.

Но не тут-то было. Едва они тронулись, как раздался звук мотора, из-за угла вынырнула красная «Хонда», развернулась и замерла у крыльца рядом с синим «БМВ» Анатолия. «Алина Александровна приехала!» – крикнула смышлёная Катя, и дети, загалдев, бросились к машине, окружили выходящую из неё медноволосую Алину Черкасову, самые шустрые ухватились за её джемпер и брюки. Все знали, что в понедельник она сменит Бауэра, который собирался в Германию на тренерский семинар, и останется в лагере главной.

Проведя вдали от дома неделю, ребята нуждались в разнообразии, хотя бы в малой смене впечатлений. Приезд Алины не обещал им лёгкой жизни: в работе она была столь же требовательна, как Владимир, и поблажек никому не давала. Но, всё же, её профессиональная улыбчивость была наполнена куда большей, истинно женской теплотой. Потому-то, не выпуская её из кольца, дети наперебой рассказывали обо всём, что с ними произошло за эту неделю, чему они научились и с каким нетерпением её ждали. Всё это сливалось в один сплошной писк. Алина Александровна терпеливо слушала и гладила взъерошенные головы.

– Ну, идите, идите, а то голодными останетесь. Дайте хоть поздороваться с большими…

За девять лет, что прошли на глазах Ксении, тренеры не изменились в главном – всё такие же лёгкие, запросто могли бы пролететь в венском вальсе по экватору, и океаны с песками не помеха. Старожилы «Фонтана» помнили, как Владимир и Алина выступали на конкурсах и долго не могли выбрать: соревноваться дальше или только преподавать? Но учеников становилось всё больше, и, в конце концов, они перевесили.

Владимир и Алина временами спорили, подначивали друг друга, но всерьёз не ругались, не обижались, не фыркали – может быть, оттого что никогда не были семейной парой. Сын Алины Александровны учился в Академии Лесгафта, муж, очень далёкий от танцев, лет двадцать дружил с Бауэром. Владимир Викторович находился в вечном поиске, Ира была… кажется, его третьей женой. «И других вам не надо!» – взглянув на тренера, мысленно приказала Ксения.

На ужин был чудесный гуляш, великолепный варёный рис и божественный соус, рецепт которого Михаил Леонидович держал в секрете. Ира уверяла, что он кладёт туда особенный африканский перец, Алина Александровна – что высокогорный чабрец. Ксения, придвинув к себе тарелку Маши Третьяковой, старалась потянуть удовольствие; очень просто было бы умять всё в минуту.

– Чего задумалась? – подтолкнула её коленом Виктория.

– Смотрю. Понимаю, как соскучилась…

Наконец-то, она могла наглядеться на старых друзей. Напротив сидел заметно выросший за год Серёжа Галеев, партнёр Вики. Увидев Ксению, весь просиял – и она, наверное, тоже. Им всегда было интересно разговаривать, они удивительно совпадали. Начнёт Сергей рассказывать, как в одиннадцать лет ходил с папой на футбол, – и Ксения тут же вспомнит, что именно эту игру смотрела по телевизору и знает, кто забивал голы, и как судья зайцем бегал по полю, уворачиваясь от злого болельщика. «А как они кувыркались по траве, помнишь? Двое таких медвежат!». – «Ага, классно придумали!»[2]

Кроме танцев, Серёжа увлекался кораблями, делал замечательные модели как по журнальным чертежам, так и по собственной фантазии; мог долго, с сияющими глазами, рассказывать о яхтенных кругосветных путешествиях – но не каждому, далеко не каждому. Большинство ребят и девочек из клуба, как и партнёрша Виктория, считало Сергея серьёзной и положительной танцевальной машинкой, которая живёт по-настоящему только на паркете, а всё остальное время готовится, обдумывает разные движения, слушает звуки в голове… Иногда, в самое неподходящее мгновение, где-нибудь в метро, Серёжкина спина распрямлялась, глаза туманились, лицо принимало уморительно мечтательное выражение, и весь он начинал раскачиваться в такт воображаемой музыке. Вика тут же пихала его в бок: очнись, а то подумают, псих какой! Ксения – та хорошо его понимала, потому что сама была такая же.

Вот и Ваня, партнёр Маши Третьяковой. Он тоже подрос – и, хотя был меньше Ксении, умудрился взглянуть на неё свысока. Интересно, как у него получается – глядеть прямо и в то же время свысока? Раньше Ксении нравился его надменный вид, казался признаком какого-то душевного величия… даже смешно. Теперь она подумала, что дело, наверное, в строении глаз: тяжёлые веки, привычка всё время чуть закидывать голову, на паркете не лишняя… Ваня занимался в клубе пять лет и, в отличие от равнодушной к танцам партнёрши, был честолюбив, обижался на судей, занимая низкие места, бурчал: «купите очки, уроды!». Но работать не любил, считал, что всё должно прийти само.

Вот Егор – Ванин приятель и оруженосец. Глаза у него другие – круглые, пуговичные, – но держит голову и глядит точно так же. Кивнуть, и то не удосужился. Ни одна партнёрша на Ксюшиной памяти не могла выдержать его дольше полугода. Вика уже рассказала, что на сборах, когда не было Толи, Владимир Викторович ставил Егора в пару с Дашей, но она сбежала от него, потому что он курит перед занятиями и поливается дезодорантами, забывая принять душ. А Егору не нравилось, что Даша наступает ему на ноги в фокстроте – хотя виноват именно тот, кому наступают…

Даши в столовой не было. И Толи не было. Наверное, целуются в комнате для гостей… «До или после ужина? – Вместо ужина!» – вспомнился рассказанный кем-то анекдот. Даша закрыла глаза, часто дышит… а Толя уже снял её белую футболку… Ксения взглянула на подол своей голубой майки, обругала себя испорченной девицей и, чтобы отогнать непрошеные фантазии, вмиг доела остывший рис. Услышав смех за соседним столом, испуганно покосилась… – нет, они не умеют читать мысли, говорят о своём. Там, как и год назад, ужинали семейные пары: Петр Павлович с Надеждой, Дима с Катей и Костя с Ниной. А рядом с Серёжей Галеевым сидел новый знакомый, этот смешно моргающий белозубый Рома, и вскидывал на неё взгляд, когда думал, что она не видит. «Ну и пускай, – решила Ксения. – Смотри на здоровье, мне не жалко».