Правда, иногда Роберто Росси под внимательным взглядом старшего сына Медичи становилось не по себе, казалось, что мальчик видит насквозь. Словно за личиной подростка скрывается старый лис. Иногда учитель не был уверен, что вот эта мудрость не по годам ему нравится…

Но сейчас синьора Росси занимало иное. Козимо удался в отца, он думает очень быстро, умеет прекрасно аргументировать свои соображения, выстраивать доводы, делать заключения, у него отменная память, однако юноша совершенно не способен ораторствовать. Присутствие людей его смущает, сбивает, словно лишая скорости мышления и складности речи.

А вот в личной беседе умней человека найти трудно.

Об этом и размышлял синьор Росси, прислушиваясь к объяснениям Козимо. Его младший брат Лоренцо только делал вид, что слушает, он кивал, но мысли мальчика витали где-то далеко. Это, видно, понял и старший брат, он что-то переспросил, Лоренцо кивнул, соглашаясь.

— Да ведь ты даже не слушал! — возмутился Козимо.

— Почему же? Ты рассказывал о фреске Джотто. Пойдем сегодня на реку?

Козимо вздохнул. Лоренцо неисправим, даже если он дословно запомнил все, что говорил старший брат, это выветрится из его головы уже к завтрашнему дню.

Но Козимо все равно объяснял и рассказывал. Он понял, что, когда делает это, многое осознает сам, а иногда что-то, что не привлекало внимания, становится непонятным, и нужно спрашивать у наставника. Синьор Росси объяснял с удовольствием и не был против своеобразных уроков, которые Козимо устраивал Лоренцо.

Так они и учились — сначала Козимо, потом Лоренцо, а потом снова Козимо.

Лоренцо ворвался в комнату, где Джованни со старшим сыном что-то подсчитывали:

— Мануфактура Томаззо горит!

Даже если бы объявили о конце света через пять минут, Джованни де Медичи непременно спрятал бумаги, прежде чем покинуть свой кабинет. А пожар у Томаззо — не конец света, разве что для этого бедолаги.

Горела не мануфактура, а склад готовых тканей, это еще хуже. На самой фабрике влажно, много воды, там все не сгорит, а вот на складах, наоборот, сухо, чтобы сукно не отсырело. Склад не просто горел, он догорал. Когда Медичи с сыновьями приблизились к бывшему хранилищу Томаззо, его владельцу оставалось только рвать на себе волосы — спасать было нечего. Смогли отстоять склады соседей, хотя и там пострадали.

Поджог…

Джованни де Медичи с горечью и сочувствием смотрел на пожарище, он лучше многих понимал, что такое потерять продукцию, которую завтра должны отправить вниз по Арно и дальше от Пизы судами по всей Европе. У Томаззо прекрасное сукно. Было…

Медичи заметил сам погорелец, это оказалось последней каплей несчастий, он буквально возопил:

— Что, синьор Медичи, пришли посмотреть на мою беду? Сгорели ваши денежки, сгорели! Теперь вам останется только отобрать мою фабрику, чтобы вернуть то, что я у вас занял.

Джованни махнул ему рукой:

— Томаззо, подойди ближе.

Тот продолжил кричать:

— Сгорели все мои надежды. Вы можете отобрать мой дом и выбросить мою семью на улицу, синьор Медичи!

Но ближе подошел. Козимо помнил, что суконщик и впрямь недавно взял у Медичи крупный кредит на два года в надежде самому отвезти свое сукно во Францию и заработать больше, чем обычно, чтобы и долг вернуть, и на расширение мануфактуры и перестройку старого дома хватило. Медичи мог потребовать свои деньги обратно и попросту погубить несчастного суконщика окончательно. Одним конкурентом стало бы меньше и одним несчастным больше. И все по закону.

— Томаззо, приходи завтра до полудня ко мне, перепишем договор. Вернешь сумму, которую взял, через пять лет, а проценты — когда встанешь на ноги.

Суконщик не мог поверить собственным ушам:

— Вы не требуете возврата долга немедленно?

— Нет, отдашь через пять лет.

Джованни де Медичи был совершенно серьезен, он не стал смеяться над растерянностью погорельца, не ждал благодарности от того, просто повторил свои слова и махнул сыновьям, что пора идти.

— Синьор Медичи…

Похоже, ожидать продолжения от Томаззо не стоило, тот был слишком растерян. Но Медичи уже уходил, двигаясь по привычке быстро. Он все делал быстро, особенно думал и считал.

Вслед им неслось:

— Простите меня, синьор Медичи… извините…

— Отец, а если завтра подожгут свои фабрики все, кто вам должен? — осторожно поинтересовался Лоренцо.

Джованни фыркнул:

— Эти люди зарабатывают трудом, спроси у Козимо, он тебе расскажет. И для них потеря возможности трудиться и получать за это прибыль страшней долговой кабалы. Я готов простить Томаззо долг совсем, если увижу, что он действительно делает все, чтобы встать на ноги.

— То-то он был бы вам благодарен! Да и так будет, — рассмеялся Лоренцо.

Джованни вдруг остановился, идущие следом сыновья едва не налетели на отца.

— Запомните оба: никогда не ждите благодарности за то, что сделали. А вот зависть и осуждение ждите всегда.

Даже Козимо не выдержал:

— Но ждать от него благодарности было бы справедливо.

— Люди никогда не бывают справедливы. Ни когда порицают вас незаслуженно, ни когда заслуженно хвалят или благодарят.

— Как тогда понять, хорошо поступил или плохо? — уточнил в спину уже шагавшему дальше отцу Лоренцо.

— А ты сам не понимаешь это? Ничего не стоит добрый поступок, если ты совершаешь его ради благодарности или похвалы.

Козимо больше интересовала вторая часть высказывания отца.

— А почему вы так сказали о зависти?

— Это чувство люди испытывают часто независимо от их желания. Не завидовать очень тяжело, но не легче не давать повода для зависти. Научитесь вести себя так, чтобы этих поводов было как можно меньше. Чем меньше зависти вы к себе вызываете, тем легче жить.

— Но бедные всегда завидуют богатым! — объявил Лоренцо.

Джованни кивнул:

— Ты прав, завидуют. Но еще сильней богатым завидуют богатые. Потому и говорю, что не стоит выставлять напоказ свое богатство, а если оно у вас есть, лучше вложить в дело и поделиться с теми, кому плохо.

Глядя вслед ушедшему отцу, Лоренцо задумчиво поинтересовался:

— Как ты думаешь, отец говорил искренне?

— Думаю, что да. То, что он банкир, не превращает нашего отца в ядовитого паука, способного задушить в своей паутине каждого, кто в нее попадет.

Когда Роберто Росси объявил Козимо, что сегодня они пойдут к синьору Никколо Никколи, Лоренцо даже спрашивать не стал, пойдет ли он тоже. Лоренцо не меньший «хвост» Козимо, чем тот когда-то был у Антонио. Правда, не заглядывает брату в рот и иногда даже высмеивает его.