Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отличается. Он, по крайней мере, хоть актер хороший.
– Ладно, иди, – буркнул он, заглядывая в фургончик. – Да, еще... Будь ты на их месте... Когда бы ты это все взорвала?
– Ну, наверно... на «Фильме года». Перед самым концом.
Скотт мрачно глянул на часы:
– У нас, значит, минут двадцать – двадцать пять.
Войдя в здание, Оливия принялась твердить про себя, как заклинание: «Не психуй. Без паники. Дыши. Думай. Не психуй. Без паники. Дыши. Думай», – чувствуя, что ей не хватает воздуха и она начинает впадать в панику. Девушка шла по краю зала, разглядывая ряд за рядом и мысленно читая молитву – неважно даже кому, – кто бы там ни был Наверху: «Пожалуйста, пожалуйста, кто бы ты ни был... Помоги мне сейчас. Только один раз, и я больше ни о чем никогда не буду просить. Только помоги...» Она заметила легкое оживление у дверей: в зал начали стекаться еще охранники, незаметно выстраиваясь вдоль стен по периметру. В публике то там, то здесь взблескивали золотые статуэтки – смертоносные бомбы с часовым механизмом, лелеемые на груди рядом с бриллиантовыми колье или передаваемые из рук в руки от одной знаменитости к другой.
Энтони Мингелла надорвал конверт с именем победителя в номинации «Режиссер года».
– Премию получает Тим Бертон за фильм «Матросня разбушевалась»!
Оливия обежала взглядом зал – вот он, Бертон, поднимается со своего места, идет к выходу. При каждом шаге челка смешно колышется над толстыми синими стеклами его очков... Оливия стремительно скользнула ему навстречу, не обращая никакого внимания на провожающие ее удивленные взгляды. Взяв его под руку с непринужденной грацией – можно подумать, она лет пятнадцать была его агентом, – Оливия быстрым движением извлекла из сумочки свое удостоверение и прошептала: «ЦРУ. В зале проблемы! Затяните свою речь, насколько возможно!» Он глянул ей в глаза, прочел в них, что она на пределе и ей не до шуток, и кивнул. «Спасибо, – она даже попробовала улыбнуться. – Закатите им речь!»
По Голливудскому бульвару прокатилось что-то вроде волны паники среди зевак, когда белые джипы Отдела по обезвреживанию бомб Управления Полиции Лос-Анджелеса с визгом притормозили в двух кварталах от театра – ровно посередине между местом предполагаемого теракта и штабом контртеррористической операции, расположившимся в маленьком фургончике. Обмен «Оскаров» происходил за сценой. Специалисты-аналитики тем временем тщательнейшим образом изучали список почетных гостей, равно как и списки обслуживающего персонала и тех, кто были приглашены в качестве гостей номинантов. Персонал был задействован по полной – на их плечи легло нелегкое дело – не привлекая внимания, забрать статуэтки у победителей, – и сделать это нужно было как можно быстрее. В штабном фургоне воздух казался раскаленным докрасна от напряжения: командиры подразделений саперов, пожарников, представители ФБР, начальство из частных охранных агентств, обеспечивающих безопасность церемонии, и Скотт Рич обсуждали действия в условиях непредсказуемых рисков и негарантированных решений.
Попытка изъять статуэтки у осчастливленных ими победителей, при всем стремлении сделать это втихую, могла быть замечена террористом-смертником, которому стоило только нажать кнопку... Остановка церемонии означала бы то же самое. Кроме того, эвакуация трех с половиной тысяч зрителей грозила затянуться чуть ли не на час. С другой стороны, кишение за сценой сотен людей в форме спецслужб точно так же могло спровоцировать панику – сперва за кулисами, но рано или поздно она перекинется в зал, расходясь по нему кругами, покуда не достигнет сознания самоубийцы, рука его коснется кнопки... Кто-то предложил газ.
– Ну да! В Москве это сработало! – горько усмехнулся Скотт.
– У нас в зале три тысячи людей. Прошу заметить: знаменитых людей, которых знает весь мир. Можно спросить: что будет, если они выблюют внутренности, слегка отравившись этим вашим газом! И что будет с нами? – поинтересовался человек из ФБР.
Так что церемония награждения шла своим чередом. Еще двадцать минут речей, оваций и т.д. А потом? Восемнадцать бомб, начиненных взрывчаткой и металлом, рассредоточены по всему залу – готовая взорваться сенсация, ждущая своего часа? Сенсация, которая поразит весь мир. Хотя... все это могло быть и химерой. Химерой, рожденной пылким воображением Оливии Джоулз.
Тим Бертон на сцене старался, как мог. Это стоило послушать... «Вы только представьте: помощница режиссера заваривает ромашковый чай. В здоровенном чайнике. Не из пакетиков, а из цветов!»
В следственном изоляторе ЦРУ вовсю шла работа с Трэвисом Бранкато. Его потрясающие голубые, как лед, волчьи глаза сейчас были похожи на заплывшие глаза алкоголика на четвертый день запоя. Роскошная шевелюра превратилась в черт-те что, голова бессильно упала на грудь. Следователь, ведущий Бранкато, занес уже руку для очередного удара, но передумал: в комнату вошла секретарша с какой-то бумажкой. Усмехнувшись, следователь быстро пробежал глазами записку. Это были замечания Оливии по поводу того, как лучше найти подход к арестованному по имени Трэвис Бранкато. Следователь с минуту размышлял. Потом он наклонился к самому уху Бранкато и прошептал:
– Сейчас идет церемония вручения премий. Верхушка киностудий – они все в этом зале. Чем быстрее все расскажете, тем быстрее освободитесь. Если же нет, то в этом городе вам больше не работать.
Бранкато вскинул голову:
– А что я сделал-то? – пробормотал он. – Ну подумаешь, оставил на двадцать минут машину открытой. Все равно была остановка. А больше ничего. Я думал, Феррамо просто хочет взять себе одного «Оскара».
А в это время на сцене Бертон лез из кожи вон, чтобы спасти положение.
– Вижу, вы смотрите на часы!
Публика заволновалась, но он, как ни в чем не бывало, продолжал:
– А если серьезно, часто ли мы останавливаемся, чтобы поглядеть на часы? Надеюсь, мой бухгалтер Марти Рейс это часто делает, потому что у него почасовая оплата.
Пока Скотт Рич осматривался за сценой, мимо пронесся человек, державший под мышками сразу четырех «Оскаров». Надпись на его футболке гласила: «Если увидишь, что я побежал, не отставай». Скотт последовал этому совету, и вскоре к ним присоединился еще один мужчина, в руках у которого было еще больше «Оскаров», но этот был в защитной экипировке: темно-зеленый костюм весом в восемьдесят фунтов, обшитый широкими взрывоустойчивыми керамическими пластинами, и маска с воздушным охлаждением. Они торопливо вышли из здания театра через заднюю дверь, за ней сотрудники отдела по обезвреживанию бомб выгородили территорию для полицейских внедорожников.
– Джо! – крикнул Скотт, увидев седоватого мужчину в очках. По всему видно было, что это человек бывалый. – Ну, что там внутри, посмотрели?
Джо Перрос был опытный сапер: он двадцать два года проработал в отделе по обезвреживанию бомб и сейчас руководил этим отделом.
– Угу, – невесело кивнул Джо. – Там примерно фунт пластида и таймер от «Касио». Готовимся сейчас открыть его на расстоянии.