Бэнкэй стал смеяться:

— Ого! Да он прав, хозяин! Никогда бы не узнал вас в таком наряде! Вы больше похожи на ходячий стог сена, на полусгнивший амбар, чем на… на… — тут он съежился под взглядом Усиваки, — чем на доблестного и благородного воителя, господин, каким, без сомнения, являетесь.

— Только вот мечи, — сказал Китидзи, — крестьянину никак не подходят. Придется тебе отдать их на сохранение.

— Нет! — вскинулся Усивака, хватаясь за рукоять вакидзаси.

— Примите мой совет, добрый купец, — произнес Бэнкэй. — Позвольте юному господину оставить их у себя.

— Ладно, ладно, — вздохнул Китидзи. — Сделаем вид, будто ты мой оруженосец. Идемте же. Если нам суждено убегать от преследователей, лучше поторопиться. — Он взобрался в седло и спросил у Бэнкэя: — Надеюсь, мы можем рассчитывать на твою помощь в случае необходимости?

Бывший монах поклонился:

— Для меня честь служить всякому, кто покровительствует моему господину.

— Отлично. Если что, у меня есть еще один телохранитель. Вы двое можете ступать за моей лошадью. Так-то лучше. Вперед! — Он ударил коня пятками, и караван тронулся в путь. Усивака потрусил за кобылой торговца, ощущая в душе смесь негодования, облегчения и признательности.

— Эгей, господин! — радостно воскликнул Бэнкэй. — Приключения начинаются!

Усивака только засопел в ответ, стараясь приноровиться к колючему и тяжелому плащу. Судя по началу, приключение обещало быть совсем не таким, о каком он мечтал.

Господин Киёмори сидел на веранде своей усадьбы в Фуку-харе, смакуя свежий и чистый морской воздух — ничего общего с гарью Хэйан-Кё. Как раз то, что надо, чтобы собраться с мыслями и отдохнуть душой. Внизу перед ним расстилался вид на пристани и восстановленные рукотворный остров — зримый след, оставленный в мире, и свидетельство еще не угасшей мощи.

Киёмори покинул столицу через день после ссоры с сыном. Его терзал страх перед тем, чего Сигэмори сможет добиться с помощью своей новой силы. «А вдруг он присягнет^ Го-Сирака-ве? Вдруг ему прикажут схватить меня и заточить в собственном доме?» Отныне Киёмори больше не был уверен, что Сигэмори постыдится поднять на него руку, а потому предпочел скрыться.

«Какой позор — прячусь от своего же сына! Ну ничего, я еще покажу, что меня рано списывать со счетов. Пусть не забывает, кто кого учил играть в го».

Отсюда, из Фукухары, Киёмори мог призывать дальних родственников и покорных вассалов из земель Аки и Исэ, что лежат по ту сторону Внутреннего моря. Он уже разослал к ним гонцов с просьбой готовиться к бою. «Случись Сигэмори послать на меня войска, я встречу его во всеоружии, во главе многих сот воинов, которые еще помнят, как держать меч».

Слуга, войдя, с поклоном известил Киёмори, что прибыл Канэясу — один из его самых доверенных полководцев из Исэ.

— Превосходно.

Канэясу, воевода исключительной отваги, еще не испорченный влиянием столицы, ступил на веранду, поклонился и сел напротив Киёмори.

— Надеюсь, господин пребывает в благополучии?

— Это будет зависеть от новостей, которые ты привез.

— Никаких угрожающих нам перемещений столичных войск не замечено. Сигэмори занят единственно рутинными делами и обязанностями. Государь-инок ведет себя осторожно, хотя все еще гневается на монахов Энрякудзи и таит против них угрозу. Старший советник Наритика благополучно достиг берега Код-зимы, куда был сослан.

— А что же его сыновья?

— Всех их разыскали и приговорили к изгнанию на Кикай-гасиму, следуя вашему приказанию.

— Славно. Прими их радушно, а то, чего доброго, Сигэмори опять расплачется.

— Как пожелаете, господин.

— Что касаемо Наритики… — Да?

— Боюсь, долгая связь с этим крамольником затуманила разум моему сыну. Правда, Сигэмори продолжает уверять, будто Наритика не замышляет против меня дурного. Государю-иноку я, видимо, ничем не могу ответить, а вот Наритике… Пусть не завтра и не в ближайшем месяце, но в течение года — запомни! — он должен умереть.

Канэясу еще раз поклонился:

— Слушаю и повинуюсь, господин.

Усивака трусил позади купеческой лошади, вспоминая добрым словом вечерние пробежки из Курамадэры в Хэйан-Кё и обратно. Благодаря им ноги легче одолевали расстояния. И все же никогда ему не приходилось путешествовать так далеко, да еще в летний зной и в тяжеленном соломенном плаще. На второй день Усивака совсем спекся, и Китидзи, наконец сжалившись, позволил ему оседлать одну из вьючных лошадей.

— Тут нечего стыдиться, хозяин, — произнес Бэнкэй. — Зато вы уж точно крепче этих белоручек Фудзивара, которые падают в обморок, чуть только выйдут за ворота.

— Спасибо, утешил, — проворчал Усивака, чьи бедра с непривычки начало саднить уже после нескольких часов. Он осознал, что должен уделять верховой езде больше времени, если хочет быть настоящим военачальником, хотя в тот миг отдал бы немало за то, чтобы оказаться хилым вельможей, разъезжающим в паланкине или карете.

Караван обогнул с запада озеро Бива и наконец выбрался на большой тракт Восточного морского пути в опасной близости от столицы. К счастью, никто их не задержал. Стража у Осак-ской заставы подозрительно покосилась на путников, пока те шествовали мимо, но разве мог кто-нибудь заподозрить, что отпрыск великого МинамотЬ станет ездить в вонючем волглом соломенном плаще, охраняя мечи золототорговца? Для пущей убедительности Китидзи то и дело разражался бранью в его адрес и отвесил пару тумаков. Верно, ни один Минамото не стерпел бы подобного обращения, но Усивака стойко выносил издевательства. Потом ему, правда, пришлось усмирять Бэнкэя — тот чуть было не сшиб Китидзи с коня, как только застава пропала из виду.

Попадавшиеся на дороге бандиты, провожая богатый караван жадными глазами, быстро теряли к нему интерес, встречаясь взглядом со свирепым на вид Бэнкэем.

Так поезд перевалил через горы к востоку от Хэйан-Кё, миновал прибрежное селение Оцу у южной оконечности озера Бива. К вечеру второго дня путники достигли почтовой станции в Кагами. Следующим днем они проехали Оно-но-Суриба-ри, Бамбу и Самэгай и наконец остановились переночевать на станции Аохака.

Китидзи был состоятельным торговцем, и на Токайдо его хорошо знали, поэтому он смог поселить всех в самом приличном постоялом дворе, хозяйка которого, его давняя знакомая, вывела для увеселения гостей самых красивых и искусных девушек.

Когда Усивака снял шляпу и плащ, она вдруг побледнела, вглядевшись в его лицо.

— Ты уверен, Китидзи, что не приводил его сюда раньше?

— Совершенно, — отвечал купец. — Это мой новый слуга — взял на пробу. Хотя пока от него больше урона, чем пользы.