Кроме офицеров, в лазарете лежало еще 12 тяжелораненых солдат. Помню одного из них – это был хохол, красавец с синими глазами, чернобровый, кровь с молоком. У него также были раздроблены кости пятки, и после длительной операции он с трудом приходил в себя.

Ольга Николаевна стояла, опираясь на перильца его кровати, и с участием смотрела в лицо раненого. Неожиданно в его глазах мелькнул луч сознания. Он впился в нее глазами.

– Эх, касаточка ты моя! – простонал он. – Красавица ты моя!.. Сколько же я перепортил вашей сестры! Бедовый я был!..

К стыду нашему, среди интеллигенции немало было людей, которые не могли отдать себе отчета в трудах Государыни и Ее дочерей, которые тратили все свое время и все свои силы на лечение людей, чуждых им по среде и по воспитанию. Был один доктор со сложным переломом в локте, который все время заговаривал со мною о придворных интригах:

– Распутин, вы не знаете, кто такой Распутин?..

При следующем посещении отца я узнал от него все, что только было и что так невыгодно для императрицы старался мне внушить этот доктор. К счастью, он скоро закончил свое лечение и уехал на поправку. Другой был капитан Гаскевич, глубоко возмущавшийся неудачным лечением его ноги. В конце концов, Императрица перевела его в Ортопедический госпиталь по соседству, где ему спасли ногу. А молоденькая его жена, которая день и ночь хлопотала о муже, осталась на все время его болезни в колоннаде Большого дворца с женами и матерями других раненых офицеров.

По окончании перевязок все выходили на крыльцо провожать Императрицу и княжон. В нескольких шагах от госпиталя через дорогу проходил желоб, и при переезде через него автомобиль слегка встряхивало. По установившейся традиции Татьяна пользовалась этим толчком, чтоб обернуться и еще раз кивнуть провожавшим, которые отвечали ей поклоном, причем Мелик Адамов, стоявший позади Ноне, неизменно пригибал его голову рукой.

По праздникам и во дни именин и рождений кого-либо из Царской семьи в автомобиле приезжали все дети. Они всегда просились провести с нами свой день.

– Ваше Высочество, что же вам подарили сегодня? – спрашивала Величковская Анастасию, которая застенчиво прятала под рукав тоненькие платиновые обручики. – А, уже вижу! Это подарила вам мама?

– И папа, и мама!.. Из старых маминых вещей…

Милая девочка, краснея, старается спрятать ожерелье, которое блестит на ее беленькой шейке.

– А это?

– То же самое! Из старых маминых вещей…

Мария Николаевна уже не девочка. Полненькая и пышноволосая, она застенчиво стоит в стороне, временами поднимая свои большие глаза, окаймленные густыми ресницами. По-видимому, она стыдится себя самой, ей кажется, что все замечают, что она уже взрослая… Маленький Наследник иногда приезжает на своем крошечном автомобиле вместе с Деревянкой. Однажды он влетел обиженный и прямо подскочил к Ольге:

– Почему вы меня не подождали?

– Я же говорила тебе, что мы выезжаем ровно в десять.

– Но ведь ты видела, как я бежал!..

На помощь является неистощимый Мелик Адамов:

– Ваше Величество, пойдемте петь! Слушайте:

Вот лягушка по дорожке

Скачет, вытянувши ножки —

Ква-ква-ква-ква…

У маленького Наследника уже высохли слезы. Его губки шевелятся, и он тихо повторяет: «Ква-ква-ква-ква!».

– А теперь пойдемте приготовлять крокет!

Ко мне подходит Снарский, молоденький эриванец: «Что мне делать? Императрицы сегодня нет, к ней я уже привык. Перевязывает Татьяна. А у меня рана вот где!»

Он краснеет и указывает на то место, которое испанцы называют portes posaderas.

Государь выехал в ставку незадолго до моего прибытия. Ранее он тоже иногда бывал в лазарете и однажды долго сидел у кровати тяжело раненного подпоручика 22-го Сибирского стрелкового полка. Тот с жаром рассказывал ему всю правду…

Они расстались в слезах… Плакал офицерик, плакал и Царь…

Временами он приезжал на несколько дней и теперь. Однажды, катаясь по парку вдвоем с Наследником на его игрушечном автомобиле, он встретил мою жену. Она была в морской блузке.

Государь что-то шепнул Наследнику, и тот отдал честь по-военному. Жена сделала глубокий реверанс и Государь с улыбкой ответил ей поклоном.

Накануне дня рождения Императрицы я получил от генерала Шипова длинное письмо и запаянную жестянку с цветами, которые он просил преподнести ей в этот день. Я все не вставал, доктор с трудом разрешил мне это. Но были затруднения: меня доставили с поля сражения в одном белье, завернутого в бурку. И когда раскрыли коробку, от нее несло лимбургским сыром, а ландыши, за немногим исключением, пожелтели и почернели.

Но так ли, иначе ли надо было исполнять желание моего начальника и друга. Дело было под вечер. Я вызвал Татьяну Николаевну по телефону, и в ту же минуту она ответила, что мама примет меня завтра в два часа пополудни.

Все наши пришли ко мне на помощь. Явился главный садовник оранжереи графа Стенбока и немедленно совершил над цветами чудо превращения. На другой день я уже держал в руках прелестный букет свежих ландышей, одетый в коллективный костюм всей эриванской палаты, с богатой кавказской шашкой, на клинке которой золотом была высечена надпись: «Моему милому мальчику от его мамы». Ровно в два часа я уже стоял перед дворцовым караулом.

Меня ввели в запасную приемную, где пришлось подождать с полчаса. Наконец, придворный арап провел меня по широкому, светлому коридору и указал на открытую дверь.

В большом приемном зале, сплошь заставленном душистыми белыми розами, сиренями, нарциссами и другими серебристыми цветами, стояла Императрица в роскошном белом туалете. Она милостиво протянула мне руку и взяла письмо и букет.

– Ваше Императорское Величество! Генерал Шипов просит повергнуть к вашим стопам эти ландыши, которые он сам собирал для вас на Карпатских гребнях. Смею уверить вас, что в его лице вы имеете вернейшего и преданнейшего слугу. Это настоящий рыцарь старого поколения, храбрый и благородный.

– Он всегда был таким, – с чувством отвечала Государыня. – Вы были с ним в последних боях? Он писал мне об этом… Но какая это ужасная война! Сколько свежих, молодых гибнет с обеих сторон, возвращается искалеченными к своим женам и матерям! Ведь я вижу это каждый день, они проходят через мои руки.

– Что делать, Ваше Величество! Такова наша доля… Но пусть погибнем все мы до последнего, останутся жены и дети. Ведь дело идет не только о чести России – о самом ее существовании!

Что же иное мог ответить своей Государыне верный русский солдат?

В течение нескольких минут разговор вертелся около ужасов войны. «Когда же она кончится?» – повторяла все время Императрица. Я доложил ей, что вместе со мной вышли в поход все шестеро моих братьев, но пока что все мы живы. Лишь один имел несчастье попасть в плен под Сольдау.